среда, 18 сентября 2019 г.

Паунд по-русски

-->
ЭЗРА ПАУНД
Избранные Сantos. Т. III
Составление и редакция Яна Пробштейна
Комментарии Я. Пробштейна при участии Б. Авдеева, Б. Мещерякова (китайский), А.Маркова и Г. Стариковского (античность).

-->
III ТОМ
СОДЕРЖАНИЕ
Cantos 1917 (Ur-Cantos) Перевод Я. Пробштейна
A Draft of XXX Cantos
Набросок XXX Cantos
*Canto I ‑Перевод Я. Пробштейна
Перевод А. Цветкова
Перевод В. Кучерявкина
*Canto II ‑Перевод Я. Пробштейна
Перевод В. Кучерявкина
Canto III- Перевод Б. Авдеева (под ред. Я.Пробштейна)
Перевод В. Кучерявкина
Canto IV- Перевод Б. Авдеева (под ред. Я.Пробштейна)
Canto V ‑ Перевод Б. Авдеева (под ред. Я.Пробштейна)
Canto VI- Перевод Б. Авдеева (под ред. Я.Пробштейна)
*Canto VII- Перевод Я. Пробштейна
*Cantos VIII-XI- Перевод Я. Пробштейна
Canto XII Перевод Я. Пробштейна
Перевод В. Микушевича
*Canto XIII— Перевод Я. Пробштейна
*Canto XIV‑ Перевод Я. Пробштейна
*Canto XV ‑ Перевод Я. Пробштейна
*Cantos XVI-XXI Перевод Я. Пробштейна
*Cantos XXII-XXIX Перевод Я. Пробштейна
*Canto XXX ‑ Перевод Я. Пробштейна
Одиннадцать новых Cantos
*Canto XXXI‑‑ Перевод Я. Пробштейна
*Canto XXXII‑‑ Перевод Я. Пробштейна
*Canto XXXIII‑‑ Перевод Я. Пробштейна
*Canto XXXIV‑‑ Перевод Я. Пробштейна
*Canto XXXV‑‑ Перевод Я. Пробштейна
*Canto XXXVI‑‑ Перевод Я. Пробштейна
XXXVII ‑‑ Перевод Я. Пробштейна
*Canto XXXVIII ‑ Перевод Б. Авдеева
*Canto XXXIX – Перевод А. Маркова
Перевод Б. Авдеева
anto XL — Перевод Я. Пробштейна
Пятая декада Cantos
Canto XLV‑ Перевод Б. Авдеева
Canto XLVI‑ Перевод Б. Авдеева (под ред. Я.Пробштейна)
*Canto XLVII ‑Перевод Я. Пробштейна
Canto XLXIX ‑Перевод Б. Авдеева
anto L — Перевод Я. Пробштейна
Canto LI ‑Перевод Б. Авдеева
Пизанские Cantos
* Canto LXXV — Перевод Б. Мещерякова
*Canto LXXVI — Перевод Б. Мещерякова
* Canto LXXII— Перевод Б. Мещерякова
*Canto LXXVIII — Перевод Я. Пробштейна
*Canto LXXIX — Перевод Я. Пробштейна
*Canto LXXX — Перевод Я. Пробштейна
*Canto LXXXI — Перевод Я. Пробштейна
*Cantos LXXXIILXXXIV ‑ Перевод Я. Пробштейна
Rock-Drill De Los Cantares
*Canto XC ‑ Перевод Я. Пробштейна
*Canto XCI— Перевод А. Маркова
*Canto XCII— Перевод А. Маркова
*Canto XCIIПеревод Б. Мещерякова
*Canto XCIIIПеревод Б. Мещерякова
*Canto XCV— Перевод Б. Мещерякова
*Canto XCV — Перевод Я. Пробштейна
Престолы
*Canto XCVI — Перевод Я. Пробштейна
Наброски и Фрагменты
*Canto CX-CXI ‑ Перевод Я. Пробштейна
*Из Canto CXII Перевод Я. Пробштейна
*Cantos CXIII-CXIV Перевод Я. Пробштейна
Из Canto CXV. *Перевод Я. Пробштейна
*Перевод Б. Авдеева
Canto CXVI. *Перевод Я. Пробштейна
Наброски к Canto CXVII et seq.
*«Синие блики и мгновенья…» Перевод Я. Пробштейна
*«M’amour, m’ amour…» Перевод Я. Пробштейна
«Я пытался написать Рай…» Перевод А. Нестерова
*«La faillite Франсуа Бернуара, Париж…» Перевод Я. Пробштейна
*Фрагмент (1966) Перевод Я. Пробштейна
Дополнения
Параллели:
Варианты переводов стихотворений, помещенных в основном корпусе
Приложения:
I. В. Малявин «Китайские импровизации Паунда»
II Документы
Письмо Эзры Паунда от 4 августа 1943 г. Фрэнсису Биддлу,
генеральному прокурору США Перевод Б. Авдеева
Письмо врачей Главному Судье Окружного Суда Соединенных Штатов. Перевод Б. Авдеева
Из показаний д-ра Джозефа Л. Гилберта, главного психиатра Муниципального Госпиталя Галлингера, записанных 13 февраля 1946 г. по делу
«Соединенные Штаты Америки против Эзры Паунда, Подсудимого». Перевод Б. Авдеева
Письмо Арчибальда Маклиша Мильтону Эйзенхауэру, президенту Университета Джона Хопкинса и брату Дуайта Эйзенхауэра. Перевод Б. Авдеева
Письмо 14 января 1957 г. Роберта Фроста, Т. С. Элиота, Эрнеста Хемингуэя
Герберту Браунеллу Мл., генеральному прокурору США Перевод Б. Авдеева
Ответ Герберта Браунелла Мл. Роберту Фросту. Перевод Б. Авдеева
III
Избранная библиография и критика
Примечания и комментарии


ИЗБРАННЫЕ CANTOS
Ur-Canto I
Да брось ты, только один «Сорделло»[i] и есть.
Но допустим, я хочу взять весь твой мешок трюков,
Все твои ловкие уловки, и сказать, что вся штука — произведение искусства,
Твой «Сорделло», и что современному миру
Нужен такой лоскутный мешок, чтобы впихнуть в него все свои мысли;
Допустим, я вывалю весь свой улов, сверкающий и серебристый,
Как свежие сардинки, что бьются и вьются на прибрежной гальке?
(Я стою перед палаткой фокусника, речью; но правда,
в изложении — в этой будке хребет мудрости.)
Отставить метод гравюры.
Башня за башней
С кирпичными округлыми фундаментами, и план
Воплощает прихоть строителя. Стройная серость Бьюкера[ii]
Взмывает над приземистым основаньем Альтафорте[iii]
Окна Магомета, ибо в Алькасаре[iv]
Сад рассекает маленький кроткий ручеёк.
Ров — десять ярдов шириной, а во внутреннем дворе
Трясина по колено.
Короткие штаны?
Нет. Отчаянные бойцы лезут напролом
В одеждах, наполовину, как у римлян, наполовину, как у валета червей,
И я разглядел то, о чём ты повествуешь:
Пейре Кардиналь[v]
Был отчасти предтечей Данте. У Арнаута тот трюк
С незаконченным посвященьем,
А половина твоих дат отсутствует, перемешал эпохи;
И тот большой поток, у которого сидел Сорделло —
Бессмертный отрывок, но ручей?[vi]
Картина сдвинута на два столетья.
Важно ли это?
Ни в малейшей мере. Призраки движутся рядом со мной,
В пёстрых плащах историй. Ты был занят своим делом:
Выразить столько мыслей, столько чувств,
Живописать мёртвого Сорделло живее живых,
Половина или треть твоей насыщеннейшей жизни,
И назвать эту треть «Сорделло»;
А ты скажешь: “Нет, не твоя жизнь,
Ты себя ни разу не выказал».
Чего стоят уловки, что пользы в том,
Чтоб расставлять фигуры и вдыхать в них жизнь,
Если это не твоя жизнь, не твоей жизни, не моей жизни продолжение?
Иду по Вероне (Я здесь, в Англии.)
Вижу Кан Гранде. (Кого пожелаю, того и вижу.)
У тебя один цельный человек?
А у меня много фрагментов — менее ценно? Менее ценно?
А если б ты был моего возраста, необузданного и неистового возраста?
У тебя была некая основа, некие убеждения.
Начать ли мне проповедовать? Есть ли место музыке?
Иду по воздушной улице,
Вижу, как полыхает галька маковым распадом.
“Сие твой ‘великий день’ — Corpus Domini,[vii]
И вся возлюбленная мною деревня, как полуостров,
Ослепительно заполыхала всеми переулками —
О, до того, как я встал — маковым цветом.
Середина июня: некий древний бог пожирает дым, не святые;
Вверх и туда — к полуразрушенной часовне —
Не к древнему приюту на вершине утеса,[viii]
Но к перекошенной церкви Возрождения, похожей на амбар,[ix]
Которую так и не привели в порядок.
Можно начать и здесь. Начал наш Катулл:
“Очаг отрадного отдыха и глубокого смеха волн”,[x]
Смех, пробуждаемый ими в прибрежных камышах.
Это наш дом, деревья полны смеха,
И бури громко хохочут, ломая осколки волн
На “самых северных скалах”; и здесь солнечный свет
Сверкает на плоящихся водах, и дождь
Идёт лёгкой походкой, шагая от острова Гарда —
Lo soleis plovil,[xi]
Как написал Арнаут в непостижной песне.
Само солнце льётся дождём, и брызги огня
Летят от “лидийских” волн; “locus undae, — как сказал Катулл, —
Lydiae”,[xii]
И кругом роятся духи.
Не лемуры, не тёмные призрачные духи,
Но древние живые, как белизна древесины,
Гладкая под корой и твёрдая в основанье,
И всё полыхает цветом, нет, не сияет,
Но расцвечено, как озеро и оливы,
Glaukopos,[xiii] одеты, как в маковый цвет, облачены в золотые наголенники,
Легки в воздухе.
Это этрусские боги?
Воздух — цельный солнечный цвет, apricus[xiv]
Насыщенные солнцем, мы обитаем там (мы сейчас в Англии);
Это твоя манера повествованья, мы там, где пожелаем быть,
Сирмио служит мне лучше, чем тебе Асоло,[xv]
Которого я не видел.
Твои “дворцовые ступени”?[xvi]
Каменное сиденье моё было у кромки Доганы,[xvii]
И не было “девушек тех”, был один блик, один лик.[xviii]
Это всё, что я видел, но это было въяве…
И не могу теперь сказать, каков был облик...
Но она была юна, слишком юна.
Верно, то была Венеция,
И у Флориана, под северной аркадой
Я видел иные лица, и на завтрак булочки ел, к слову сказать;
Словом, какова цена всего этого — у меня своя позиция.
И у тебя своя позиция,
Наблюдал “за душой”, за душой Сорделло,
И зрил, как в ней зародилась жизнь, как она зрела и взорвалась —
“В эмпиреи”?
Итак, ты создал новую форму, медитацию,
Полу-драматическое, полу-эпическое повествование,
И мы скажем: Что же мне остаётся свершить?
Какого духа вызову, кто мой Сорделло,
Мой додауновский Чосер,[xix] добоккачиевский,
как твой додантовский?
На кого повешу свой блестящий плащ,
Кто облачится в мой перистый плащ харогомо;[xx]
Кого взять, чтоб ослепить грядущие века?
Не Арнаута, не Де Борна, не Юк Сен Сирка,[xxi] который написал их истории.
Или показать твой фокус, превратить палатку фокусника, Боб Браунинг,
По моему велению в Агору
Или в древний театр в Арле,
Или избрать судьбу, мои виденья, чтобы смущать
Умы, которые осилили твой чёртов «Сорделло»?
(А то — надуться, оставив слово романистам?)
Ну и кашу заварил ты —
Zanze и swanzig — рифмы из неприличных![xxii]
И поворачиваешь, как пожелает твоё воображение,
То в Вероне, то с первыми христианами,
То бормотание “Тирренского прыща”.
“Пусть лира оживит, но не смутит перо” —
Это Вордсворт, мистер Браунинг. (Какая фраза! —
Это лира, это перо, эта блеющая овца, Билл Вордсворт!)
Это могло бы научить тебя избегать образных выражений
И излагать суть,
Как я, в простых прямых фразах:
Боги плывут в лазурном воздухе,
Светлые боги, тосканские, вернулись до первой росы,
Этот мир, как у Пюви?[xxiii]
Не так бледны, мой друг,
Это первый свет — не полусвет — паниски[xxiv]
И девы-нимфы дубовых деревьев, и у менад
Во власти весь лес. Наш оливковый Сирмио
Лежит на своём отполированном зеркале, и горы Балде и Рива[xxv]
Оживлены песней, и вся листва полна голосов.
Non è fuggito.”[xxvi]
“Сие не прошло”, Метастазио[xxvii]
Правэтот мир нам достался в удел
И облака склоняются над озером, и на них народ
Странствует своими воздушными путями, двигаясь к Риве,
К западному берегу, достигая Лонато,
И вода полна серебристых миндально-белых купальщиц,
Серебряная вода покрывает глазурью вздёрнутые сосцы.
С чего же начнём, как мы начнём наше странствие?
Pace[xxviii] наивный Фичино,[xxix] скажи, когда Хотеп-Хотеп
Был фараоном Египта[xxx]
Когда Атлас сидел с астролябией,
Брат Прометея, лекарь —
скажи, в тот ли год родился Моисей?
Праздновать с Шанем приземистость?[xxxi] Морской монстр
Выпячивает бронзовые квадраты.
(Позже Конфуций научил мир хорошим манерам,
Начал с себя, достиг совершенства.)
С Египта!
Вымазанный в голубизне скарабеев, с этой зеленоватой бирюзой?
Или с Китая, O Virgilio mio,[1] и серые пологие ступени
Ведут под плоские шапки тяжёлых кедров,
Храм тикового дерева и золочёно-бурые арки,
Тройные ярусы, знамёна вытканы на стенных гобеленах,
На утончённых ширмах, высоко взвились морские волны,
Лодочки с богами взмывают на них,
Светлый огонь над рекой! Каннон[xxxii]
Ступает в лодку из лепестка лотоса,
В сопровождении гордого четырёхгранного гения,
Одна рука воздета в радостном приветствии,
Возвещает: «Это она и друг её, великая богиня! Пеан!
Пойте гимны, вы, тростники,
И все вы, корни, и цапли, и лебеди, возрадуйтесь,
Вы сады нимф, да распустятся ваши цветы».
Что я знаю об этой жизни,
Или даже о Гвидо?
Сладкая ложь — Был ли я там въяве?
Я ли знал или Сан Микеле?[xxxiii]
Давайте в это поверим.
Поверить, что гробница, через которую он перепрыгнул, была Джулии Лаэты?[xxxiv]
Друг, я даже не знаю — когда он в уличной стычке сражался —
Не знаю даже, какой был меч у него.
Сладкая ложь: “Я жил!” Сладкая ложь: “Я жил подле него”.
А ныне это всё правда и память,
Потускневшая только от трения времени.
“Но не забыли мы”.
Нет, выдумкой считайте всё.
Я вдохнул лишь запах этой жизни, дуновенье —
Коробочка из благовонного дерева
Вспоминает соборы. Потребую ли я?
Запутайтесь в моём фантастиконе[xxxv]
Иль допустите, что в плёнке, в которую я запелёнут,
Есть истинное солнце;
Смешаете ли то, что вижу я,
С богами истинными позади меня?
А есть ли боги за моей спиной?
Какое изобилие миров у нас! Коль Боттичелли
На брег её выводит в коконе ракушки,[xxxvi]
Свою Венеру (Симонетту?)[xxxvii],
Весна и Ауфидус переполняют воздух[xxxviii]
Своими явственными яроматами?
Вот цельный мир вполне. Гляди, она идёт
“Одета, как весна, со свитой Муз”
(Цитата из “Перикла”).[xxxix]
О, миров достаточно у нас, есть дерзновенные dècors,[2]
В них мы душу человека прозреваем и созидаем
Его, воздушными созданиями населяя.
Мантеньи[xl] линия суровей, и новый мир вкруг нас:
Сполохов полосы, мощь вспышек, новь формы, Пикассо или Льюис.
Когда бы год живописать — не музыку писать —
О Каселла![xli]


Ur-Canto II
Оставь Каселлу.[xlii]
Мысль устреми ко дворцу в Мантуе —
Унылость запустенья, величественность залов,
Шёлковые лохмотья в рамах до сих пор, блеск Гонзага
Призраками озарён! Что нам от них осталось —
Много или мало?
Где древних мы следы отыщем?
“Всё, что я знаю — некая звезда” —
Всё, что я знаю о некоем Джойосе Толосане,[xliii]
Что в середине мая, идя
Извилистой затерянною тропкой, он
Свернул в аллею тополей и разрыдался, увидав цветок.
“Y a la primavera flor”, — писал, —
Qui’ieu trobei, tornei em plor”.[xliv]
Осталась веха лишь одна — все остальное кануло в забвенье.
Я список потерял, который я в Париже сделал
Из золотисто- голубого манускрипта,
Украшенного кроликами Коучи
И литерами витиеватыми, увитыми рисунками,
Предположительно, творенья Арнаута и других.
Джойос дошёл до нас. В полях блуждая,
Рыдал у ручейка над вспышкой цвета,
Когда на штурм Шале шёл Ричард Coeur de Lion.[xlv]
Иль запись песен Эн Арнаута, два мотива;
А розы лепесток росу роняет на зеркальность звонкой глади,
Долметч создаст наш век музы΄кой колдовской,
Виолами да гамба, тимпанами и тамбуринами:
“Йин-йо средь камышей грустит, отчалил гость,
И листья клёна затемняют тени их,
И осень затопила небо,
Мы на прощанье пьём саке.
Сквозь ночь приходят тревожащие звуки лютни,
И плачем, вопрошая, кто поёт,
В ответ услышав:
‘Богатые дары
Мне подносили многие; нефриты в волосах моих,
А на юбках багряных из парчи дорогой
Брызги изысканных вин.
Меня искусствам обучили отменно в Га-ма-рио,
И вдруг я в один год увяла и вышла замуж’.
Её лицо скрывала чаша лютни.
Мы всхлипы слышали её”.[xlvi]
Общество, свет, её воробьи, воробьи Венеры, Катулл
Вцепился во фразу (играл с ней, как Малларме
Играл с веером: “Rêveuse pour que je que plonge”);[3]
Написал, украв у Сафо:
“Кажется мне богоравным —
Да, сами боги ему позавидуют,
Кто сидит напротив тебя, рядом с тобой, глядит на тебя,
Видит и слышит тебя
И улыбку твою. Горе мне,
Чувства мне все отказали, ибо, Лесбия, когда гляжу на тебя,
Ничего не остаётся во мне,
Язык цепенеет, и в венах моих
Медленный пламень бежит, и раскатом
В уши мне гром ударяет,
И ночь на меня навалилась”.[xlvii]
Так он любил, flamma dimavat.[4]
А через год: “Люблю её, как отец”;[xlviii]
А ещё едва ли год спустя: “Слова твои написаны на воде”,[xlix]
А через десять лун: “Caelius, Lesbia illa[5]
Та Лесбия, Целий, Лесбия наша, Лесбия та,
Которую Катулл когда-то любил
Больше собственной жизни и всех друзей,
Ныне шлюха любого римлянина презренного”[l].
Вот, что бывает с тем, кто слишком доверяет женщине.
Так раскрывается мрак.
Дордонь! Когда я там был,
Вышел кентавр, подглядывающий за землёй,[li]
А за ним шли нимфы.
Или путешествуя по дороге у Сэлисбери —
Шествие за шествием —
Ибо дорога эта была многолюдна,
Полна древних людей, шедших по ней, между ними века пролегли.
Слой над слоем жизнь до сих пор покрывает здесь землю.[lii]
Улов в Дордоне.
Виконт Сен-Антони,[liii]
В тёплой влаге весны
Чувствуя, что воздух ночной полон нежных прикосновений,
Прикасаясь к виоле, поёт:
“Как роза —
Si com, si com”, — все они начинают “si com”.[6]
“Как роза в шпалере
Вьётся, прорастает и перерастает,
Так и твоя красота сквозь сердце моё прорастает.
Так лежала царица Венера в своём стеклянном дворце,
Водная гладь в пойме твоего искусства достойна,
Заливной луг удовольствий.”
Но сей виконт Пена,
Сражаясь с врагом был ранен
В чужой стороне,
“И слух разнёсся: убит”.
Сен-Антони в фаворе, и дама
Готова руки его ласкать —
Но эта новость расстроила всё.
Она выбегает в церковь, и ставит массу свечей,
И платит за мессы о спасеньи души виконта Пена.
Так Сен Сирк повествует:
“Тот сир Раймон Жорден из поместья возле Каортца,
Господин Сен-Антони, возлюбил виконтессу Пена,
“Нежную и высоко чтимую”.
И был он хорош и в бою, и bos trobaire,[7]
И воспылали они к друг другу любовью сверх всякой меры”,
А после весть донеслась, что был её муж убит,
“И при новости сей великое горе и грусть охватили её”,
И поставила в церкви столько свечей за его выздоровленье,
Что он выздоровел, и
“При новости сей, её охватили горе и скорбь”,
И впала в унынье, и дала отставку Сен-Антони;
“И так не одна она пребывала в горе с тех пор”.
Так кончается эта повесть. И голубая Дордонь
Простирается меж белых утёсов,
Бледна, как фон Леонардо.
“Как роза в шпалере, что вьётся и вьётся”, —
Тщетная песнь?
Нет, Элис, Госпожа де Монтфорт,
Супруга Вильяма из Гордона, услышала песнь,
И послала певцу свои нежные уверенья в расположенье.
Гордон? Или Гурдон[liv]
Взмывет в небо,
Как тонкий шпиль,
Голубая ночь хлопает вокруг
Как тент палатки или паруса под ветром. Когда я был там,
La noche de San Juan,[lv] актёры
Шествовали по улицам в масках
С пиками и бумажными шлемами, а балаганные палатки
Стояли в ряд, хлопающие лохмотья ярмарки.
Ложное оружье? Настоящее оружье? Вам видится преданье о копьях...
Поток людей несётся по Испании!
Мой Сид подъехал к Бургосу,[lvi]
К воротам, окованным гвоздями, меж двух башен,
Ударил тупым концом копья.
Девятилетняя девочка
Вышла на небольшую площадку вроде гробницы на крепостной стене,
И шёпотом лепечет указ короля:
“Дабы никто не говорил с Диасом, не помогал ему и пищу не давал
Под страхом смерти, не то такому вырвут оба глаза
И сердце на копьё насадят, и всё добро отнимут».
Из Бивара уехал он,
От опустевших жердей, покинутых ястребами,
От опустевших шкафов,
И прискакал с дружиной на высокую гору —
Afe Minaya!”[lvii]
в Бургос весной,
А после — в битву, бить мавров
И в Валенсию он прискакал, клянусь бородой! —
Muy velida.[8]
О разбитых шестах, расколотых, сломанных шлемах,
Разрушенных замках, расщеплённых расписанных щитах,
Разрубленных гербах, груде трупов и реках крови;
А затем «торжественный свет отражался от оружья»
И знаменья в воздухе, когда Де Лас Ньеблас[lviii]
Устремился в битву на море,
“Y dar nueva lumbre las armas y hierros”[9].
И зрели многие, кто с ним искал морских побед солёных,
Как перед взглядом глубь морская изменялась.
Ещё одни врата?
И призрак Кумасаки вернулся, чтоб облечь
Почётом юношу, который умертвил его.[lix]
Ещё одни врата.
Зернистые стены Торо, las almenas[10],
Король стал станом в поле, неправым делом обуян.[lx]
А наверху средь щелей крепостной стены маячит вооруженная фигура,
Muy linda, [11] женщина, звезда, Елена,
Король весь озарён…
“Нет нужды, мой сеньор, —
То вашего величества сестра”, — Анкурес говорит;
Mal fuego senciende!”[12]
О таких деяньях ратных “рассказывают вновь и вновь”.
А Инеш?[lxi]
Была служанкой королевы,
Придворной, при португальской королеве;
И юный принц в неё влюбился — Педро,
Жестоким прозванный потом. Придворные же взревновали.
И двое закололи её с молчаливого согласья короля.
А он же, принц, хранил молчанье много лет —
Был странно молчалив.
И воцарился, и с кинжальщиками он сквитался,
И двор созвал на свадебную церемонию,
Он и труп её, одетый в саван,
Увенчанный короной славной португальской.
Кто глумился при убийстве, руку мёртвую целует,
На верность присягая.
“Que depois de ser morta foy Rainha”.[13]
Копай Камоэнса, слушай оглушительную его помпезность:
“Та среди цветов,
Как Прозерпина некогда,
Сбираешь светлый плод души и слепоту,
Твой Энна яркий луг Мондего,
Давно певала ты меж дев Мондего.”[lxii]
Что ныне от неё осталось, от его linda Ignez”?[14]
Хоутман в Лиссабонской долговой тюрьме — много ль времени спустя?[lxiii]
Обдумывает план компании, Голландия съедает Португалию,
Следуя по курсу за кораблями, дочери Роймера Вишера,
Немного говорящие по-гречески, развлекаются гравюрами на стекле;
Вонделл, англоман, голландское Возрождение —
Старая сказка вышла из моды, кинжальщики исчезли;
И Габи носит сокровища Браганцы на шее[lxiv]
Ещё одна общественная жемчужина,
Нацеплена на общественную глотку. Ah, mon rêve,[15]
Это было; а сейчас подумай —
Ещё одна корона брошенная ещё одной танцовщице, соединяет вас с
современностью?[lxv]
Знавал я человека, где — значенья не имеет:
Родился он на ферме, но жаждал рисовать;
Отец его работой занимал;
Удачи не снискал — женился и родил четыре сына;
Три умерли, четвёртого послал в Париж —
Десять лет у Джулиана и по ателье,
Десять лет жизни, картины по салонам,
О нём писали в прессе.
Когда я знал его,
Давно, в глубинке Индианы,[lxvi]
Он капельдинером в театре был,
Расписывая местные аптеки и бары,
И ублажал воображенье местного врача, расписывал ему камин;
Овцы, что трут свои блохастые бока —
Овечья пастораль врача;
Он обожал Пюви и отдавал семье
Всё, что потрачено было за годы на него, об итальянских городах он говорил,
О совершенстве Перуджи,
о возрождении своём мечтая,
Берите моего Сорделло!
Ur-Canto III
Вот ещё полудурок — Джон Хейдон[lxvii]
Чудодей, мастер левитации,
В думах о чистой форме, в алхимии,
Созерцатель прекрасных видений (“слуга Божий и секретарь природы”),
Полных печального очарованья, как у Боттичелли
С полупрозрачными формами, в которых отсутствует сила богов.
Так, погрузившись в транс в Булвертоне, Хейдон
Зрил такое виденье:
«Вся в зелёном с рукавами из жёлтого шёлка
С узкими разрезами до локтя, сквозь прорези — ткани пурпурно-багряных тонов.
Её глаза зелены как стекло, нога лепестку подобна.
В украшеньях из изысканных изумрудов,
Она сулила ему путь к святой мудрости.
“Прекрасный зелёный брег”, — начинался полу-утраченный стих.
Как говаривали в старину, скажем, я встретил Джона Хейдона,
Нашёл это место,
На берегу возлежал, “в видения глубоко погружённый”,
И видел всю компанию — Лэйэмон, Чосер[lxviii]
В достойных одеяньях проходили,
Беседуя учтиво, соблюдая изменения стиля.
И вот появляется Джон Хейдон.
“Я лицезрел Джона Хейдона”.
Послушаем Джона Хейдона!
Omnis
Intellectus est[16], — начинает он излияния, наполовину из Пселла.
(Затем вдруг приводит сноску прилежный мой комментатор:
Не De Daemonibus Пселла, [lxix] но “О случайном” Порфирия,[lxx]
Из тринадцатой главы: “Всякий интеллект многообразен”.)
Лоренцо Великолепный прибёг к подобной уловке,[lxxi]
Повествуя, как он встретил Фичино
В некоей вордсвортовской лже-пасторальной манере,
И как они шли, беседуя, остановились у колодца,
И внимали глубоким банальностям об удовольствии
Какого-то чудаковатого старикашки с бесконечной бородой.
“Дух — не есть некий конкретный интеллект,
Но субстанция, отличающаяся от интеллекта, —
Вставляет Фичино, —
Находящаяся в протяженности или в средоточии душ” —
Это из Прокла, гляньте.[lxxii]
У Валла более земная и разумная риторика—
В предисловии, восхваляющем своего папу Николая[lxxiii]:
“Человек глубоких знаний, искусен в изощрённых науках;
Покровитель искусств, поэзии с тонким вкусом».
Нет, ты не прочёл своей Elegantiae
Скучная книга? — потрясла церковь.
Предисловия чётки и лапидарны:
“Известно, что речь римлян — святое таинство,
Причастие народов, евхаристия мудрости”,
Хлеб свободных искусств”.
Ха! Сир Бланкац,[lxxiv]
Сорделло бы подарил твоё сердце всем принцам;
Валла, сердце Рима,
Основательная речь, образец для народа.
Nec bonus Christianus ac bonus
Tullianus”.[17]
Марий, Дю Белле оплакали храмы Рима,[lxxv]
Бальдассар Кастильоне видел, как Рафаэль[lxxvi]
“Вёл свою душу в мёртвоё опустошённое жилище”,
Corpore laniato;[lxxvii] а Лоренцо Валла —
“Был сокрушён в середине жизни, сломлён и подчинён? —
Приял жизнь в довольстве от пап” —
(Это из Виллари, но Буркхардт другого мнения)[lxxviii]
“Не город Рим, я речь его, язык”
(Живёт среди веков).
“Не крыльями орлов одних измерен Рим”.
“Рим был везде, где римлян речь звучала”,
Куда б ни проникала речь, мастерство
Рекло гласом закона, пока все ваши греческие логики...
Нет, не один лишь Грек! “Божественный Гомер”
Даути проник к нам до софистов. Юстинополитан[lxxix]
Андреа Див, который в каталоги не внесён,
В латыни воссоздал, в моём изданье — 1538-го, а остальное — неопределённо,
Размер и метр и слово передал:
“Вниз к кораблю спустились, мачту и парус на нём утвердили,
Чёрный киль и животных для жертвы кровавой,
Плача пошли».
Я напрягал ухо ради –ensa, -ombra, и –ensa,
Мозг натрудив нежным звучаньем canzoni —
А вот грубая суть:
“И тогда мы сошли к кораблю, сдвинули киль на волны,
На священные волны;
Овец погрузили и наши тела,
Отягчённые плачем и скорбью, а ветер попутный
Вёл нас вперёд, парусов надуватель, творенье
Цирцеи [lxxx], светлокудрявой богини.
Затем мы плыли спокойно, ветер кормило напряг,
Мы расправили парус,
И плыли, пока не окончился день.
Солнце склонялось ко сну, по всему океану тени бродили,
И пришли мы тогда к водам глубокотекущим,
В киммерийские земли[lxxxi], в многолюдные грады,
Вечно покрытые влажнотканным туманом,
Что никогда ни солнца лучи не пронзают,
Ни звёзды – лишь непроглядная ночь
Искони покрывает сей несчастный народ.
Втащили на берег корабль, там овец разгрузили,
Тёк назад океан, и к месту пришли,
Которое нам указала Цирцея.
Там свершили обряд Перимед с Еврилохом [lxxxii],
Я, меч обнажив, ископал
Яму квадратную в локоть один; мёртвым затем возлиянья свершили –
Первое мёдом, второе сладким вином, третье –
Воду с белой мукою смешав.
Затем я молитвы вознёс безжизненно-веющим теням усопших,
Дал обещанье двух лучших быков холощёных
В жертву принесть, возвратясь на Итаку,
Овцу же — Тиресию лишь одному,
Чёрную, лучшую в стаде овцу.
В ров глубокий чёрная кровь излилась,
Души усопших из бездны Эреба[lxxxiii] восстали:
Души невест, юношей души и старцев, многое перестрадавших,
Дев нежных души, со следами недавними слез,
Души мужей, медноострым копьем поражённых,
Запятнанных битвой, но не расставшихся со смертоносною медью.
Рой огромный сгрудился вокруг,
и охваченный ужасом бледным,
Я товарищам крикнул, чтобы больше овец привели
И, поразив их медью, заклали;
Благовоньем свершив возлиянье,
Я воззвал громогласно к богам:
К Плутону могучему и Прозерпине великой;
Узкий меч обнажив, я сел перед ямой,
Дабы не давать приближаться стремительным теням усопших,
Пока не услышу Тиресия [lxxxiv].
Но прежде других предстал предо мною наш друг Ельпенор,
Непогребённый лежал он на просторной земле,
В доме Цирцеи, покинутый нами,
Не предан земле, не оплакан, ибо нас труды торопили.
Дух несчастный. К нему обратил я быстрое слово,
“Ельпенор! Как ты попал на сей сумрачный берег?
Пеший, неужто ты обогнал мореходов?” Тягуче речь его потекла:
“Злая судьба и возлиянье обильное. Я спал на кровле Цирцеи.
Спускаясь, по длинной лестнице, забыл осторожность,
Сорвался, навзничь упал, о подпоры
Изломав хребет и затылок, дух отлетел мой в Аверн[lxxxv].
Царь, молю, не забудь, что я не оплакан, безгробен,
Холм надо мною насыпав, такие слова напиши:
“Здесь лежит злополучный и до поры безымянный”,
Надо мною весло водрузи, которым вместе с друзьями
Я бороздил многопенные воды”.
Тень другая затем подошла, которую я отогнал, Антиклея,
А после — Тиресий, фиванец,
Жезл золотой он держал и, узнав меня, молвил:
“Отчего? Муж звезды злополучной вдругорядь предстал
Ты пред лишёнными солнца усопшими в сем безрадостном месте?
Прочь отслонившись от ямы, дай мне крови напиться,
Дабы мог я пророчить по правде”.
И я отступил,
Жёлтый меч в ножны вложив. Он чёрной крови напившись,
Изрёк: «Одиссей благородный, вернёшься
Ты вопреки гневу Нептуна по мрачному морю,
Спутников всех потеряв”. Предсказал мне все знаки и знаменья,
Затем подошла Антиклея, коей ответствовал я:
Судьба меня привела в эту бездну; искал я Тиресия”
О Трое я рассказал ей, и трижды между руками
Тень её бежала объятий моих.
Затем узнал о многих жёнах угасших —
О Тиро, Алкмене, Хлориде —
Слышал истории их у чёрного рва, и поплыл
Мимо сирен и дальше, и прочь,
И к Цирцее приплыл предать земле Ельпенора”.
С миром, покойся Див,
В офичина Вехела,[lxxxvi] что в Париже,
M. D., три Х, восемь, с “Лягушками” Альда
И Критянина некоего
Hymni Deorum:
(Тонкий ясный тосканский шрифт
затмевается сочной цветистой фразой.)
Возьмём богиню Венеру:
Venerandam [18]
Aorean coronam habentem, pulchram,[19]
Cypri munimenta sortita est,[20] морем рождённая,
Свет над пеной, вдыхаемой зефирами,
И часами, подобными воздуху. Ликуй, orichalchi [21], со златыми
Поясами и лентами на груди.
Ты, темновекая,
Златую ветвь Аргициды[lxxxvii] несущая.
Перевел Я. Пробштейн


-->
CANTO IV[i]
В зареве дымном дворец,
Троя, груда тлеющих пограничных камней,
АНАКСИФОРМИНГЕС! Аврункулея!
Услышь меня, Кадм Кораблей Злотоносых!
В серебряных зеркалах пойманы яркие камни и вспышки,
Заря, разбудив нас, плывёт зелёным, холодным светом;
В росистой дымке движения бледных лодыжек.
Бей, бей, дробь, стучи, в мягкую почву
под яблонями,
Choros nympharum, фавна козья нога, с бледной ступней чередуясь;
Синяя рябь в воде полумесяцем отливает на отмелях зеленью с золотом,
Чёрный петух кричит над пеной морской;
У резной, изогнутой ножки кресла ‑
когти и львиная голова, старик сидел,
Под нос бормоча:
Ityn!
Et ter flebiliter, Ityn, Ityn!
И она подошла к окну и бросилась вниз,
«И всё это время, всё время, ласточек плач:
Ityn!
«Это сердце Кабестаня на блюде».
«Это сердце Кабестаня на блюде?»
«С этим вкусом ничто не сравнится».
И она подошла к окну,
изящная белая перегородка из камня,
Двойной завершалась аркой;
Крепкие гладкие пальцы схватились за бледный и твёрдый камень;
Качнулась на миг,
и ветер родезский
Лёг ей в рукав.
...ласточек плач:
Тис. Тис. Итис!
Актеон...
и долина,
Долина густа от листвы, листвы, деревья,
Солнечный свет блестит, блестит на вершине,
Словно крыша в рыбьих чешуйках,
Крытая золотом
Крыша церкви в Пуатье,
А под нею, под ней
Ни луча, ни осколка, ни проблеска солнца,
Который мог бы осыпать хлопьями чёрную водную гладь,
Тела нимф омыть, нимф
И Дианы, нимф, её белизной окруживших, и воздух, воздух,
Поколебать воздух, зажжённый богиней,
раздувая пряди волос в темноте,
Взметая и развевая –
Слоновая кость в серебре,
Затенённая, затемнённая
Слоновая кость в серебре,
Ни блика, ни проблеска солнца.
Тогда Актеон: Видаль,
Видаль. Старик Видаль говорит,
ковыляющий по лесу,
Ни отблеска, ни отсвета солнца,
бледные пряди богини.
Псы бросаются на Актеона,
«Сюда, сюда, Актеон»,
Пятнистый лесной олень;
Золото, золото, сноп волос,
Густой как связка пшеницы,
В пламени, в пламени солнце,
Псы бросаются на Актеона.
Ковыляя, ковыляя по лесу,
Бормочет, бормочет Овидия:
«Перг...источник...источник...Гаргафия,
Источник...источник Салмакида».
Пустые доспехи рассыпались, и вылетел лебедь.
Так льётся свет, так струится, e lo soleills plovil
Стремительный жидкий хрусталь
струится с колен богов.
Слой над слоем чуть мерцает вода;
Плёнка ручья уносит белые лепестки.
Сосна в Такасаго
вместе с сосной в Исе растёт!
У родника вода взвихрила ярко-белый песок,
«Смотри, се Древо Ликов!»
Раздвоены кончики ветвей, пылающих, словно лотос.
Слой над слоем
Отмель в водовороте,
под коленями богов.
Факелы тают в слепящем свете
пламени от кухонных столов,
Синий агат, закрывший небо (как в своё время в Гурдоне),
треск канифоли,
Цвета шафрана сандал лепестками под узкой ступней: Hymenaeus Io!
Hymen, Io Hymenaee! Аврункулея!
Багряный цветок брошен на бледно-бесцветный камень.
И Со-Джоку, со словами:
«Ветер, господин, — это княжеский ветер,
Этот ветер — ветер дворца,
Он колеблет императорские фонтаны».
И Сян, распахивая воротник:
«Этот ветер шумит в земных мешках,
он тростник к земле пригибает».
Нет княжеского ветра.
Пусть каждая корова блюдёт своего телёнка.
«Этот ветер вязнет в марлевых занавесках...»
«Нет княжеского...»
Погонщики верблюдов сидят у изгиба лестницы,
Полюбуйся на Экбатан с размеченными улицами,
«Даная! Даная!
Какой ветер — ветер князя?»
Над потоком повисла мгла,
Персиковые деревья роняют в воду яркие листья,
В вечерней дымке течёт звук,
Скрипит барка на отмели,
Золочёные бревна над чёрной водой,
Три ступени под открытым небом,
Серые каменные столбы ведут...
Пер Анри Жак сказал бы Сеннину ‑ на Рокку,
На горе Рокку меж кипарисами и скалой,
Полиньяк,
Как Гигес пировал на фракийском блюде,
Кабестань, Терей,
Это сердце Кабестаня на блюде,
Видаль, или Экбатан, на золочёной башне Экбатана
Лежала невеста бога, лежала вечно, ожидая золотого дождя.
Вдоль Гаронны. «Saave!»
Гаронна густа, будто краска,
Шествие, — «Et sa`ave, sa`ave, sa`ave Regina!» —
Вьётся гусеницей в толпе.
Адидже, тонкая плёнка образов,
По ту сторону Адидже, кисти Стефано, Madonna in hortulo,
Как её Кавальканти увидел.
Копыта Кентавра оставляют следы в чернозёме.
И мы сидим здесь...
там на арене...
Б. Авдеев
CANTO V[ii]
Громада, необъятный сонм, тезаурус;
Экбатан, часы тикают и затихают,
Невеста ждёт прикосновенья бога; Экбатан,
Город размеченных улиц, и снова виденье:
Вниз по viae stradae толпа в тогах, с оружьем в руках,
Многолюдным занята делом,
С парапета бросает взгляды,
И к северу, где Египет,
небесный Нил, голубой до глубин,
режущий тощие низинные земли,
Старики и верблюды
вращают водяные колёса;
Безмерные моря и звёзды,
Ямвлиха свет,
души возносятся,
Искры, как куропаток стая,
Будто «ciocco», головня, зажжённая в игре.
«Et omniformis»: воздух, огонь, бледный мягкий свет.
Топаз мне по силам, и три оттенка синего;
но на острие времени.
Огонь? всегда, и видение всегда,
Тугой на ухо, быть может, с образом, что мелькает
И блекнет по своей прихоти. Вплетая золотые завитки,
Жёлто-золотые, шафранные... Римская туфелька Аврункулеи,
И шарканье ног всё ближе, и крики «Da Nuces!»
«Nuces!» — славят, и Гименей «мчит деву к мужчине»
Или же – «здесь Секст её видел».
Хихиканье со всех сторон, всегда.
и от «Геспера»...
Молчание древней песни: свет пропадает на гребнях волн,
И в Лидии бродит она, где женщины парами,
Одинока меж них, как некогда в Сардах
Среди наслаждений...
Свет пропадает в море, и многое
Утрачено и наводит на мысль о тебе»,
И виноградники в запустенье, на ветвях новая поросль,
Северный ветер щиплет сучья, и волны в сердце
Вздымают студёные гребни,
И виноградники в запустенье,
И многое утрачено и наводит на мысль
О тебе, Аттида, бесплодная.
Беседы не утихали в ночи.
И от Маллеона, вдохновлённый дарованным титулом,
В лабиринте настигающих шагов дождя, Пойсибот —
Воздух был полон женщин,
И Саваирик Маллеон
Даровал ему землю с наследным правом, и тот сочетался браком.
Страсть к путешествию обуяла его, к romerya;
Из Англии рыцарь с томным взглядом
Lei fassa furar a del, обаял её...
И оставил на исходе восьмого месяца.
«Вожделение к женщине обуяло его»,
И вот Пойсибот на северной дороге из Испании
(Переменчивость моря, серость воды),
И в домике на окраине города
Нашёл женщину с иным и знакомым лицом;
Тяжёлая ночь, и прощанье на утро.
И Пейре выпало петь, Пейре де Маэнсаку,
Земля или песня по жребию, и был dreitz hom
И добыл жену де Тьерси, и учинили войну:
Трою в Оверни
Пока Менелай громоздил церковь в порту,
Тот владел Тиндаридой. Дофин стоял на стороне де Маэнсака.
Джон Борджа плывет наконец (Тиканье часов пронзает виденье)
Тибр под плащём темнеет, мокрый кот светится пятнами.
Цоканье копыт по отбросам,
Цепляясь за грязный камень. “А плащ плыл”.
Клевета распространяется быстро.
Но флорентиец Варки,
В другое время ушёл с головой, рассуждая о Бруте,
И тогда « «Siga mal` aÞqiV deut¥ran
Пёсий взор!!» (к Алессандро)
«Из-за любви ли к Флоренции», – Варки не спорит,
Говоря: «Я видел его, сошёлся с ним в Венеции,
Я, жаждущий фактов,
А не поддельных историй... Из личной ли злобы?»
Наш Бенедетто не спорит,
Но: «Я видел его. Se pia?
O empia? Ибо Лоренцаччо думал напасть открыто
Но не был уверен (ибо герцог никогда не ходил без охраны)
И столкнул бы его со стены
«Да опасался, что это его не прикончит», либо так, чтоб Алессандро
Не знал, от кого принял он смерть, O se credesse
«Если вдруг поскользнётся, если смерть поразит его,
Дабы герцог, кузен Алессандро, решил, что споткнулся,
И некому было его поддержать».
Caina attende.
Озеро льда – там, подо мной.
Всё сие, – продолжает Варки, – во сне, задолго,
Дель Кармине в Перудже в звёздном лабиринте увидел,
Записал в гороскопе, да ещё с экзегезой, сказал,
Всё сие сказал Алессандро, трижды сказал,
Тому, кто уповал во всем на судьбу
В абулии. Но Дон Лоренцино
Из-за любви ли к Флоренции...но
«O se morisse, credesse caduto da se»
S\ga, s\ga
Скьявони, оказался на барже,
Отделяет послед, Джованни Борджа
По ночам не таскается больше, где Барабелло
Погоняет папского слона, и без короны в конце, где Моцарелло
Отправляется в Калабрию, и в конце
Задушен под мулом,
кончина поэта,
Внизу затхлый колодец, о кончина поэта, «Санацарро
Единственный из придворных был верен ему»,
Ведь слухи о неаполитанских бедах плывут на север,
Фракастор (молния была повитухой), Котта и сир Д`Альвиано,
Al poco giorno ed al gran cerchio d`ombra,
Толкуют и договариваются с Навигеро,
Каждый год сжигающим по Марциалу,
(По маленькой рабыне скорбят напрасно)
И следующий, из тех, что пришли: «девять ран,
Четверо, белая лошадь. Держал на седле перед собой...»
Копыта звенят, гранят мостовую.
Скьявони...плащ... «черт, утопи его!»
Плеск разбудил того парня на барже.
Шерсть подхвачена Тибром, в лунном блеске бархат,
Мокрый кот светится пятнами,
«Se pia», Варки,
«O empia, ma risoluto
E terribile deliberazione».
Сказанное уносит ветер,
Ma se morisse!
Б. Авдеев

CANTO VI[iii]
Что ты сделал, Одиссей
Мы знаем, что ты сделал…
И что Гильом продал земельную ренту
(Седьмой в Пуату, девятый в Аквитании)
“Tant las fotei com auzirets
Cen e quatre vingt et veit vetz…”
Камень оживает в моей руке, хлеба
будут обильными в год моей смерти…
Пока Людовик был женат на Элеоноре
Пока имел (Он, Гильом) сына, что сочетался браком
С герцогиней Нормандской, чья дочь
Была женой королю Генриху a maire de rei jove…
К вечеру море они переплыли (он, Людовик, с Элеонорой),
Придя, наконец, в Акру.
“Ongla, oncle”, ‑ молвил Арнаут
В Акре командовал её дядя,
Что с девичества знал её
(Тезей, сын Эгея)
Он же, Людовик, чувствовал в этом городе себя не на месте
И чувствовал себя не на месте у Иордана,
Она же вдоль пальмовой аллеи скакала верхом,
Её шарф украсил cimier Саладина.
В тот год с ней развёлся, он, Людовик,
разводясь с Аквитанью.
И в тот же год Плантагенет взял её в жены
(которая от 17 поклонников ускользнула)
Et quand lo reis Lois lo entendit
mout er fasche.
Нофаль, Вексис, Генрих младший
До конца жизни своей и наследников
Будет владеть Жизором, и Вексисом, и Нешателем,
Но если не будет потомства, Жизор придётся вернуть…
“Имеет право не жениться на Аликс… именем
Святой неделимой Троицы… брат наш Ричард
Имеет право не жениться на Аликс,
Опекуном которой отец его был и…
Но кого бы ни выбрал он… Аликс, и т. д…
Элеонора, domna jauzionda, мать Ричарда,
Тридцатилетняя (м. б. до этого годы пройдут)
Вдоль топей, вдоль паперти.
Малемор, Коррез, к которой:
“Моя госпожа, в Вентадорне,
Эбле запер её,
И ей не отправиться на охоту, ни с ястребом, ни с борзыми,
и на воздух не выйти,
Не увидеть, как рыба глотает наживку
Иль крылато-ослепительных мух, сверкающих на краю бухты,
Разве что в моё отсутствие, Мадам.
‘Que la lauzetta mover’
Пошлите письмо, прошу вас, к Эбле,
ведь вы знали сего сочинителя
И собирателя песен, который теперь столь далече,
Он мог бы освободить ее,
ту, что в воздухе такой свет излучает”.
E lo Sordels si fo di Mantovana,
Сын бедного рыцаря, сира Эскорта,
И он свой слух услаждал кансонами,
И легко при дворе сходился с людьми,
И пришёл ко двору Ричарда Сен-Бонифаче,
И был там сражён любовью к жене его
Куницце да Романо,
Которая однажды в среду освободила рабов
Masnastas et servos, тому свидетели
Пикус де Фаринатис
и Дон Элинус и Дон Липус
сыновья Фаринато де`Фаринати
“со свободой личности, воли,
вольны покупать, быть свидетелями, продавать, завещать”.
A marito substraxit ipsam…
dictum Sordellum concubuisse:
“Зимой и летом я петь о ней рад,
Как роза чиста, так чист её взгляд,
Мне белый снег напоминает её
Зимой и летом пою для неё”.
И Кайрель был родом из Сарлата…
Тезей из Трезены
И они бы его отравили,
Когда бы не рукоять его меча.
Б. Авдеев



[i] Примечания. «Canto IV» впервые опубликовано 4 октября 1919 г. Данный авторский вариант текста увидел свет в 1925 г. в сборнике «A Draft of XVI Cantos» и значительно отличается от первоначального.
ст. 1-2. В зареве дымном... — Как и «Троянки» Еврипида, «Canto IV» открывается сценой дымящейся Трои (см. также Вергилий, «Энеида», II, 431; III, 3). В более ранних черновиках был следующий фрагмент, расширявший тему войны аллюзией на гибель в 1915 г. Анри Годье-Бржешки, близкого друга Паунда:
Душа начинает с себя самой, пристраивает совершенство.
Конфуций, Данте.
Или лучший из лучших, убитый во Франции,
Сраженный прусской пулей в Сен-Вааст,
Всего лишь с отполированным как следует камнем,
оставленным здесь над ним.
Впоследствии Паунд выбросит все намеки на современные ему события.
ст. 3. АНАКСИФОРМИНГЕС — «владычицы лиры» (греч.), вольная транскрипция из Пиндара («Олимпийские Оды», II, 1), который употребляет этот эпитет по отношению к гимнам.
Аврункулея — Виния Аврункулея, невеста Манлия Торквата, воспеваемая Катуллом в одном из свадебных гимнов (LXI, 86-87). Их союз благословляется богами — только в этом случае брак праведен и гармоничен, в отличие от множества порочных связей, присутствующих в тексте Паунда и ведущих отдельную личность к смерти, а государство — к распаду.
ст. 4. Кадм — легендарный основатель Фив, давший грекам алфавит. Эллипсисом первых четырех строк Паунд показывает путь от разрушения, гибели цивилизации к ее возрождению через музыкально-поэтическое искусство и эротическую любовь. Последние два, в дополнение к индивидуальной, принимают социальную функцию, вступая в гармонию с государственным устройством. Разыскав Дельфийского оракула, Кадм внял его повелению и, прибыв в Беотию, построил там город.
ст. 8. Бей, бей, дробь, стучи... — измененная цитата из стихотворения У. Уитмена “Drum-Taps”.
ст. 10. Choros nympharum — «хоровод нимф» (лат.), цитата из гимна Сафо.
ст. 16. Ityn — падежная форма от Itys (лат.). Итис — сын Прокны и Терея, царя Фракии. Совершив насилие над сестрой своей супруги, Филомелой, Терей вырезал ей язык. Узнав об этом, Прокна из мести убила Итиса и приготовила из него блюдо для мужа. После того, как она рассказала Терею о том, что он съел, ей вместе с Филомелой чудом удалось избежать смерти: Зевс превратил их обоих в птиц: ласточку и соловья, повелев им беспрестанно повторять имя безвинного Итиса.
ст. 17. Et ter flebiliter — «И трижды со слезами» (лат.), измененная цитата из Горация («Оды», 4,12), где он обращается к мифу об Итисе. Делая в конце 1940-х корректуру текста для издательства Faber and Faber, Паунд изменил эту строку: «Et ter flebiliter, Itys, Ityn». Строка Горация звучит так: Nidum ponit Ityn flebiliter gemens. Перевод Н.Гинцбурга:
Вьет касатка гнездо; стонет она, скорбит;
Сердце бедной томит Итиса смерть…
ст. 21. Кабестань — Гильем де Кабестань (кон.XII-нач.XIII), каталонский трубадур. Согласно легенде, был убит Раймоном Руссильонским после того, как, служа у него в замке, вступил в интимную близость с его женой, Маргаритой. Убив изменившего ему вассала, Раймон вырезал ему сердце и велел приготовить из него изысканное кушанье и подать Маргарите. Когда ни о чем не подозревавшая супруга съела все без остатка, Раймон сообщил ей эту страшную весть, показав отрубленную им голову Кабестаня. Со словами: «жаркое было столь прекрасно, что вовек не буду есть другого», Маргарита выбросилась из окна (см. также Боккаччо, «Декамерон», IV, 9).
ст. 29. Родез — город во Франции. Паунд был здесь дважды: в 1912 и 1919 годах.
ст. 33. Актеон — мифический охотник, нечаянно подсмотревший омовение богини Дианы, за что был превращен ею в оленя и растерзан собственными псами.
ст. 38. Пуатье — город во Франции, где в 1912 году побывал Паунд. Речь идет, вероятнее всего, о церкви Св.Илариона.
ст. 43. Диана — богиня растительности, деторождения и охоты, отождествлялась с Артемидой, проводившей время в лесах и горах, охотясь в окружении нимф. Диана также — защитница целомудрия, ежегодно обновляющая свою девственность, купаясь в озере Гаргафия, где её и увидел Актеон (см. Овидий, «Метаморфозы», III, 156).
ст. 52. Видаль — Пейре Видаль (кон.XII-нач.XIII), один из наиболее знаменитых трубадуров, домыслы в отношении которого явно преобладают над достоверностью. Будучи до безумия влюбленным в даму по имени Лоба (пров. — `волчица`), оделся в волчью шкуру и дал себя затравить собаками. Несколькими годами ранее Паунд обращается к этому же сюжету в стихотворении «Piere Vidal Old».
ст. 65. ...бормоча Овидия — Хорошо зная «Метаморфозы», Пейре Видаль неожиданно для себя обнаруживает параллель между ним и Актеоном. В его сознании поочередно возникают места, отождествляемые с проявлением любовной страсти и превращениями.
ст. 66. Перг — озеро на Сицилии, где, согласно легенде, Персефона была похищена Аидом (см. «Метаморфозы», V, 386).
Гаргафия — См. Прим. к ст.33, 43.
ст. 67. Салмакида — источник близ Галикарнаса в Малой Азии. Нимфа этого ключа Салмакида страстно влюбилась в Гермафродита, но будучи отвергнутой, вознамерилась овладеть юношей в водах источника. Там же, по просьбе Салмакиды, боги слили ее с Гермафродитом в одно двуполое существо.
ст. 68. Пустые доспехи... — Кикн, сын Посейдона, принимает участие в Троянской войне, защищая осажденный город. Поверженный на землю в поединке с Ахиллом, превращен Посейдоном в лебедя (см. «Метаморфозы», XII, 143-145).
ст. 69. e lo soleills plovil — «и льётся солнце» (пров.), измененная цитата из стихотворения Арнаута Даниэля «Lancan son passat li giure». Постепенная трансформация света в формах воды, камня и, наконец, застывающего хрусталя — один из основных мотивов поэмы, символизирующий собой переход посредством поэзии зыбкого субьективного опыта в субъективную прочность познания мира (см. также Прим. к ст. 102).
ст. 72. Слой над слоем — Строка заимствована из «Сорделло» Р. Браунинга, V, 161-172. Два других источника — стихотворения С. Малларме «В память о бельгийских друзьях» и «Еще веер».
ст. 74. Такасаго — название одной из японских пьес Но, главные действующие лица которой — мужчина и женщина, дожившие до преклонных лет и сохранившие свое чувство. В основу пьесы положена сходная с мифом о Филемоне и Бавкиде легенда о двух соснах-супругах (в Сумиеси в провинции Сэтцу и в бухте Такасаго), согласно которой каждую ночь дух одного из деревьев, преодолевая огромное расстояние, навещает дух своей жены. Символизируя непреходящую, созидательную любовь, два вечнозеленых дерева контрастируют с разрушительной страстью, доминирующей в «Canto IV».
ст. 75. Исе — залив Тихого океана у юго-восточного берега Хонсю, известный своей сосновой рощей, упоминаемой в другой японской пьесе Но, «Тамура». Паунд смешал здесь два географических пункта: Исе и Сумиеси.
ст. 76. Вода взвихрила... — В 1913 году Паунд писал: «Мы можем придти к убеждению, что искусство отличает особый род энергии, нечто, отчасти напоминающее электричество или радиоизлучение, сила, скорее похожая на воду, которая внезапно прорывается сквозь очень яркий песок и приводит его в быстрое движение» (“Literary Essays”, p. 49).
ст. 77. Древо Ликов — Видимо, ошибочное прочтение строки из пьесы «Такасаго», где сосны называются «деревьями жизни». Востоковед Эрнесто Феноллоза, чьими метериалами пользовался Паунд, мог перевести один из иероглифов, как «лицо», чем и объясняется появление в поэме этой метафоры. Паунд, впрочем, вполне вероятно мог сознательно намекать на многочисленные превращения людей в деревья, занимающие особое место в первобытном сознании, что нашло свое отражение в литературе Древней Греции, которую Паунд рассматривал как параллель японской драме, несмотря на временную разницу в тысячу лет.
ст. 84. Гурдон — город на юго-западе Франции, где в 1912 году был Паунд во время своего пешего тура по Провансу.
ст. 86. Hymenaeus Io... — «Гименей, ура! Гимен, ура Гименею!» (лат.), цитата из свадебного гимна Катулла, LXI («О, холма Геликонского», см. Прим. к ст. 3). Гименей, как правило, изображался с факелом в руке, а его цветом считался шафранный. После уже упомянутых выше корректур для издательства Faber and Faber фрагмент выглядел так:
Цвета шафрана сандал лепестками под узкой ступней: ¢Umhn,
¢Umenai v, Аврункулея! ¢Umhn, ¢Umenai v,
Багряный цветок брошен на бледно-бесцветный камень.
ст. 88. Багряный цветок.... — фрагмент из свадебного гимна Сафо. Мотив потери девственности в первую брачную ночь имеет отношение к одному из основных образов провансальской, и вообще средневековой лирики, когда во время поединка капли крови на снегу напоминали рыцарю о возлюбленной.
ст. 89. Со-Джоку — неверная форма имени китайского поэта Сун Юя (290-223), автора поэмы-фу «Ветер». Основой для Паунда здесь также были манускрипты Феноллозы. Оба достаточно произвольно обращались с культурным материалом Востока. В этой и последующих десяти строках Паунд прибегает к вольной адаптации поэмы, создавая т.о. собственное стихотворение.
ст. 93. Сян — князь удела Чу, с которым Сун Юй беседует в своей поэме (см. выше). Участники дискурса рассуждают о природе мужского и женского ветра. Князь убежден, что ветер не различает, «кто здесь знатный и кто простой, кто здесь по положению высок, кто низок, ко всем, ко всем он проникает. А ты один здесь говоришь, что этот ветер мой». Поэт, однако, настаивает на несовместимости ветра своего господина с ветром простого народа, утверждая превосходство первого. Аллюзия вводит в «Canto IV» древнюю идею о невозможности контролировать силы природы, а также влиять на судьбу даже самыми знатными и могущественными людьми. Паунд возвращается к этому еще дважды, на примере царей Астиага и Акрисия (см. Прим. к ст. 101, 102). После корректуры текста в конце 1940-х строка выглядела так: “И Ран-ти распахнул воротник”. (Примечания Б. Авдеева.) Как заметил Ахиллес Фэнг, а вслед за ним Кристин Фрула, Паунд перепутал, и “Ран-тай” — название террасы, а не имя человека. (См. Achilles Fang, письмо к редакторам, цит. в журнале “Аналитик”, ред. Роберт Майо (“Analyst”), No. 2 (сентябрь 1953), сс. 8-9. См. также Froula Christine. To Write Paradise: Style and Error in Pound's Cantos. New Haven and London: Yale UP, 1984, p.140. (Дополнение Я. Пробштейна.)
ст. 101. Экбатан — Экбатана (ныне Хамадан), столица Мидии, основанная в VI в. до н.э. легендарным царем Деиоком, еще один город с особой судьбой, отмеченный богами наравне с Троей и Фивами. Был построен с необыкновенной тщательностью в соответствии с расположением планет Солнечной системы. По повелению Деиока было возведено семь кольцеобразных стен, охватывавших друг друга и выкрашенных в разные цвета. Внутри центрального кольца, позолоченного, находился царский дворец. Экбатана представляет собой архетип идеального государственного устройства и справедливого общественного порядка, соединяя силы природы (небо) и человеческую цивилизацию (землю). Тем не менее, отношение к этому Паунда, особенно в ранний период творчества, до конца не определено, т.к., согласно описанию Геродота («История», I, 107) с четвертым правителем Мидии, Астиагом, и его внуком Киром связана история, аналогичная мифу о Данае и Акрисии (см. Прим. к ст. 102). Увидев сон, в котором его внук покоряет всю Азию и свергает самого царя, Астиаг приказывает убить Кира. Несмотря на это, сон все-таки сбывается.
ст. 102. Даная — дочь аргосского царя Акрисия. Узнав от оракула, что ему суждено умереть от руки внука, Акрисий пытается «повлиять на расположение звёзд» и заключает Данаю в бронзовую башню. Тем не менее, туда в виде золотого дождя удаётся проникнуть Зевсу, в результате чего у Данаи рождается сын Персей, случайно впоследствии и убивший Акрисия. Фоном к этому мифу является постепенный переход древних людей от обрядов, связанных с плодородием земли, к культу неба и света (солнце, луна и звёзды). Девушка, помещённая на вершину башни, представляла собой брак между небом и землёй, который ритуально подтверждался символическим оплодотворением в виде дождя и света.
ст. 110. Серые каменные столбы... — вариация строки из «Canto III»: «Серые ступени, уводящие под кипарисы...». В тексте, опубликованном в журнале “Dial” в июне 1920 года, эта строка выглядела следующим образом: «Серые каменные столбы, уводящие в никуда».
ст. 111. Пер Анри Жак — французский монах-иезуит, о котором Паунд упоминает в письме Феликсу Шеллингу от 8 июля 1922 г. Иезуиты во многом способствовали взаимопроникновению культур Востока и Запада благодаря своему восторженному интересу к Китаю. (Прим. Б. Авдеева.)
Сэннин — японское слово для китайского «сен», означающего ‘дух’ или ‘духи’ — святой (см. Примечания к “Поднебесной”).
Рокку — как полагал Паунд, одна из пяти священных гор в Китае, однако Ахиллес Фэнг, а вслед за ним Кристин Фрула заметили, что “Рокку — не гора, правильное название — “Тай-хаку”, (См. Achilles Fang, письмо к редакторам, цит. в журнале “Аналитик”, ред. Роберт Майо (“Analyst”), No. 2 (сентябрь 1953), сс. 8-9. См. также Froula Christine. To Write Paradise: Style and Error in Pound's Cantos. New Haven and London: Yale UP, 1984, p.140. (Прим. Я. Пробштейна.)
ст. 113. Полиньяк — виконт де Полиньяк, содействовал любовным отношениям своей жены и ее рыцаря, трубадура Гильема де Сант-Лейдьер (де Сент-Дидье, 1165?-1195). Трубадур сложил для нее кансону от имени мужа, в которой тот просит жену взять себе в услужение Гильема. Виконт же, любивший Гильема и его песни, с удовольствием прочел эту кансону виконтессе, тем самым исполнив замысел рыцаря. Как полагает Кристин Фрула, Паунд перепутал Виконта Полиньяка и Кастель-Русильона. См. Froula Christine. To Write Paradise: Style and Error in Pound's Cantos. New Haven and London: Yale UP, 1984, p. 140. (Прим. Я. Пробштейна.)
ст. 114. Гигес — телохранитель царя Лидии Кандавла. Последний, считая свою супругу «самой красивой женщиной на земле», склоняет Гигеса к тому, чтобы тайком лицезреть её обнажённой, и проводит его в свою собственную спальню. Обнаружив, что муж демонстрировал её в качестве сексуального объекта, оскорбленная супруга Кандавла ставит перед Гигесом выбор: либо умереть самому, либо убить царя и, взяв её в жены, занять место правителя. Гигес, который, как и Актеон, видел то, чего видеть «не подобает», выбрал второе. Т.е., необузданная сексуальность и здесь становится причиной убийства и политической нестабильности (см. Геродот, «История», I, 8-14). Как полагает Кристин Фрула, здесь вновь Паунд перепутал (возможно, умышленно) Гигеса с Астиагом, другим персонажем “Истории” Геродота (Фрула, 140.) (Прим. Я. Пробштейна и Б. Авдеева.)
...на фракийском блюде... — возвращение к мифу о Терее, царе Фракии.
ст. 119. Гаронна — река в Провансе. С ней связаны впечатления о паломничестве Паунда в “страну трубадуров” в 1919 году.
ст. 119-122. Saave!.. sa`ave Regina! — «Здравствуй!.. здра-авствуй, Королева!» (лат.). «Salve Regina» — начальные слова множества христианских гимнов, адресованных Пресвятой Деве. Паунд имитирует громкие возгласы, переходящие в исступленные крики, которыми сопровождается полуязыческое ритуальное шествие вдоль реки Гаронна в честь Девы Марии, чей образ противопоставляется здесь «более умиротворенному» и более земному образу Мадонны в Ор Сан Микеле, «как ее видел Кавальканти», и Мадонны Стефано да Верона (см. Прим. к ст. 124-125).
ст. 123. Адидже — река на севере Италии.
ст. 124. Стефано — Стефано да Верона (1374?-1451), итальянский художник, автор полотна «Мадонна в саду» (1420?), где изображает её среди цветов, птиц и роскошного виноградника.
Madonna in hortulo — «Мадонна в саду» (ит.). Эту работу Паунд видел в 1912 году в Палаццо Лавеоццола Помпеи, расположенном на реке Адидже в Вероне.
ст. 125. Кавальканти — Гвидо Кавальканти (1250?-1300), тосканский поэт. В 35-м сонете обыгрывает внешнее сходство своей Дамы с чудотворным образом в церкви Ор Сан Микеле во Флоренции. Кавальканти отдает первенство своей возлюблённой, утверждая, что образ был писан именно с неё, и что чудотворная сила также по праву принадлежит его Госпоже. Сходности культа Бога и Дамы, нашедшей свое завершение в дантовском прославлении Беатриче, во многом посвящена работа Паунда «Психология и трубадуры».
ст. 126. Копыта Кентавра — Двойственная сущность этих полулюдей-полуживотных олицетворяет собой определённые, постоянно присутствующие и необходимые отношения между человеком и богами, цивилизацией и природой, интеллектом и чувственностью. Паунд сравнивает поэзию с кентавром, полагая, что настоящий поэт, подобно амфибии, находится в пограничном состоянии, всё время и по отношению ко всему, что и делает его строки шедеврами.
ст. 128. ...на арене... — Речь идёт о руинах третьей по величине арены Римской Империи (в Вероне), культурной приемницы Трои, также пришедшей в свое время в упадок. Паунд здесь определяет свою позицию зрителя, наблюдающего за сменой эпох и столетий. В первых изданиях «Canto IV» две заключительные строки отсутствовали, они были включены автором в текст после 1921 года. (Примечания Б. Авдеева.)
[ii] Примечания к Canto V. Впервые опубликовано в августе 1921 года в журнале “Dial” (Нью-Йорк). Данный авторский вариант текста увидел свет в 1925 г. в сборнике “A Draft of XVI Cantos”.
ст. 2. Экбатан — Экбатана, столица Мидии (см. Прим. к «Canto IV», ст. 10). Монотонное тиканье часов в Экбатане — двойной образ внешней упорядоченности, за которой стоит духовный и нравственный хаос, равно как за формальной метрикой стиха — отсутствие содержания. В конце 1940-х после корректур эта и последующие строки претерпели изменения:
Вниз по viae stradae толпа в тогах,
С парапета бросая взгляды.
Египет лежал к северу
голубой до глубин Нил...
Тогда же Паунд поставил запятую в конце второй строки, прежде отсутствовавшую.
ст. 5. viae stradae — «улицы» (лат.), зд. ‑ «вниз по улицам».
ст. 12. Вместе с тиканьем часов вращающиеся колеса, с помощью которых снабжалось водой немногочисленное кочевое население Египта, представляют собой чисто механическое время, своим острием протыкающее вечные божественные образы.
ст. 14. Ямвлих — античный философ-неоплатоник (245?-330?), ученик Порфирия, предполагаемый автор соч. «О египетских мистериях», в котором свет представляется единым и неделимым светом богов, сияющим и наполняющим все глубины космоса. Свет Ямвлиха, видимо, также имеет прямое отношение и к культу Осириса, чья жизненная сила сохранялась в нём даже в мертвом. Это особенно важно в контексте сразу нескольких персонажей «Canto V», безвольно покорившихся судьбе и плывших по течению: Агамемнона и Алессандро Медичи.
ст. 16. Искры как куропаток стая — В XVIII Песни «Рая» Данте описывает шестое небо, небо Юпитера, где пребывают души справедливых, сравнивая их с “птицами” и с “вихрем искрящегося пыла”.
ст. 17. ciocco — «полено» (ит.). Игра, во время которой поворачивали горящее полено и считали поднимающиеся вверх искры, использовалась для предсказания будущего (см. Данте, «Рай», XVIII, 100-102). (Примечания Б. Авдеева.)
ст. 18. Et omniformis — «и любая форма» (лат.). Целиком эта фраза, принадлежащая Порфирию, выглядит так: «Всякий ум может принять любую форму». Прямым источником Паунда была книга Джона Хейдона “The English Physitians Guide: or The Holy Guide” (1662, Полное название: «Святой поводырь, указывающий путь к объединению искусства и природы, в которых становятся понятны все явления прошлого, настоящего и будущего»), с которой он ознакомился во время совместных трудов с Йейтсом в Стоун Коттедже (1912-1914), включив её в “Круг чтения”, а его автора в круг таких носителей света, как Эригена, Оцелл, и Пифагор, так как Хейдон писал о совершенстве геометрических форм в природе. Хейдона многие называли шарлатаном, но Паунд, начиная с книги «Годье-Бржешка” (1915) и ur-Canto III (1917), до поздних Cantos (91) постоянно к нему обращался, стремясь “отмыть от грязи”, (unpollute), называя неоплатоником (Примечания Я. Пробштейна).
ст. 19. Топаз...три оттенка синего — Для Паунда любой из цветов Гименея (золотой, желтый, шафранный, оранжевый, янтарный) — символ эротической любви и сексуального союза, тогда как оттенки синего представляют собой три измерения времени: лазурь обозначает коллективную память (в ней пребывают боги), сапфир — память отдельного человека, а кобальт — забвение. «Три оттенка синего» — прямая цитата из книги Дж. А. Саймондса “In the Key of Blue”, 1893, где автор воспринимает цвета не символически, а эстетически. Практически одновременно с «Canto V» пишется поэма «Хью Селвин Моберли».
ст. 21. Огонь...видение — ссылка на «Рай» Данте (XVIII, 108), где из огня и искр возникает голова орла, символа так называемой Священной Римской Империи, империи порядка и гармонии, чье величие ставится под сомнение образом вооруженной толпы в начальных строках.
ст. 24-25. Желто-золотые...все ближе — возвращение к свадебном гимну Катулла (LXI, 9-10):
Белоснежные ноги сжав
Яркой обувью желтой!
(Пер. С. Шервинского).
Аврункулея — См. Прим. к «Canto IV», ст. 3, 86.
ст. 25-26. Da nuces! — «Дай орехов» (лат.), цитата из Катулла, LXI, 131. Фраза «мчит деву к мужчине» также заимствована из этого гимна. Раздача орехов на улицах — древний обычай, сопровождающий церемонию бракосочетания.
Гименей – бог брачных уз.
ст. 27. Секст — Секст Проперций (50?-16?). Он как и Катулл мог знать Аврункулею.
ст. 29. Геспер — вечерняя звезда, символизирующая для Паунда лирику Катулла и Сафо.
ст. 30-35. В этих строках представлена адаптация сразу нескольких гимнов Сафо, адресованных покинувшей ее Аттиде и уехавшей с Лесбоса в Лидию, столицей которого были Сарды. Паунд пользуется английским переводом Ричарда Олдингтона. Сафо жила на несколько веков раньше Катулла, отсюда — «молчание старшей песни».
ст. 37-38. ...и волны в сердце / Вздымают студеные гребни — этот фрагмент впоследствии Паундом был опущен.
ст. 41. Аттида, бесплодная — Из-за ошибки в греческом тексте Олдингтон переводит фразу «нежная Аттида» как «стерильная...», чем и объясняется эпитет, использованный Паундом. Бесплодность сексуальная, как и поэтическая (Барабелло, Моцарелло), оказывается в антагонизме с брачными узами и творческим вдохновением (Аврункулея Катулла).
ст. 43. Маллеон — Савари (Саваирик у Паунда) де Молеон (1180?-1230?), сенешаль, английский вассал и могущественный сеньор и покровитель трубадуров, посвятивший Гаусберта де Пойсибота в рыцари с правом на большие земельные доходы и потом женивший его.
ст. 44. Пойсибот — Гаусберт де Пойсибот (1220?-1263?), французский трубадур. Возвращаясь домой из Испании и возжелав женщину, заходит в публичный дом в одном маленьком городке, где обнаруживает свою жену, после чего в отчаянии бросает петь и сочинять кансоны.
ст. 48. romerya — «странствие» (пров.).
ст. 49. Из Англии рыцарь... — В отсутствие Гаусберта де Пойсибота его жена, соблазненная неким англичанином, уехала с ним, но вскоре была брошена и оказалась в публичном доме (см. Прим. к ст. 44).
ст. 50. Lei fassa furar a del — неверная запись фразы se laisset ad el («сдалась ему») из книги Ф.М.Ренуара “Biographie des troubadours”, 1820. Паунд соединяет два жизнеописания:: обе жены, Пойсибота и Бернарта де Тьерси (см. Прим. к ст. 61), одинаково позволили себя увезти своим любовникам. Но Пойсибот, уехавший из дому в поисках приключений, теряет и жену и творческое вдохновение, тогда как Пейре де Маэнсак, образец решительности и благородства, отказавшись от материальных благ, в итоге становится обладателем и поэтической лиры и чужой жены.
ст. 57. Тяжелая ночь и прощанье на утро — комбинация названий двух стихотворений Роберта Браунинга: “Свидание ночью” и “Расставание утром”.
ст. 58. Пьейре де Маэнсак — Два брата и трубадура, Пейре и Аустор де Маэнсак, получили в наследство слишком маленькое имение и бросили жребий, по которому, Аустору достался замок, а Пейре — стал трубадуром. См. также “Provincia Deserta”.
ст. 59. dreitz hom — «прямой мужчина» (пров.).
ст. 61. Троя в Оверни — Пейре де Маэнсак, покоривший своими кансонами жену Бернарта де Тьерси, увез ее в замок Дофина Овернского. Де Тьерси же, чтобы вытребовать супругу, затеял настоящую войну, которую Паунд в стихотворении “Provincia Deserta” называет «второй Троей».
ст. 62. Менелай — младший брат Агамемнона, женившийся на Елене и, когда та была похищена, организовавший военный поход на Трою.
ст. 63. Тиндарида — Елена, дочь Зевса и Леды, супруги Тиндарея.
Дофин — Дофин Овернский (1160?-1235), граф Клермона и Монферрана, ставший на сторону Пейре де Маэнсака и защищавший беглецов от Бернарта де Тьерси (см. Прим. к ст. 58, 61).
ст. 64. Джон Борджа — Джованни Борджа, сын Папы Римского Александра VI, проводивший немало времени в кутежах и развлечениях. Был убит в ночь на 16 июня 1497 года, а его тело брошено в реку Тибр. Здесь так же присутствует элемент предательства и измены кровным узам, т.к. полагали, что в убийстве был замешан брат Джованни, Чезаре Борджа.
ст. 69. Варки — Бенедетто Варки (1503-1565), итальянский ученый, автор книги по истории Флоренции, охватывающей 1527-1538 годы. Критикует правящую династию Медичи, а одного из ее представителей, Лоренцо, обвиняет в убийстве Алессандро Медичи, друга и кузена.
ст. 70. Брут — Децим Юний Альбин Брут (84?-43?), римский политический и военный деятель, один из военачальников Цезаря, участвовавший в заговоре против него.
ст. 71. Siga mal` auqiV deuteran — «Тише опять во второй раз» (греч.), комбинация строк 1344-1345 трагедии Эсхила “Агамемнон”, где вернувшийся из Трои после многолетней войны Агамемнон погибает от руки своей жены Клитемнестры, заколовшей его ножом:
Предводитель хора:
Тише! Кто-то стонет тяжко, кто-то насмерть поражен!
Агамемнон:
Еще один удар! О горе, горе мне!
(Пер. С. Апта).
По дороге домой ему было знамение, предостерегавшее от опасности, но Агамемнон не придал ему значения.
ст. 72. Песий взор — Ахилл, обращаясь к Агамемнону, называет его «человеком псообразным» и “со взорами песьими” (см. “Илиада”, I, 159, 225). Паунд сравнивает Ахилла с Лоренцо Медичи и Брутом, а Алессандро — с Агамемноном.
Алессандро — герцог флорентийский Алессандро Медичи (1511-1537), племянник Папы Льва X.
ст. 77. Бенедетто — Бенедетто Варки (см. Прим. к ст. 69).
ст. 78-79. Se pia? O empia? — «Благочестивый? Или неблагочестивый?» (ит., см. Прим. к ст. 120-122).
Лоренцаччо — оскорбительная, сниженная форма имени Лоренцо Медичи, использовалась его современниками, и в частности Б. Варки.
ст. 83. O se credesse — «Или, если бы подумали» (ит.).
ст. 87. Caina attende — «Каина ждет» (ит.), неполная цитата из 107-го стиха Пятой Песни «Ада» Данте. Целиком строка выглядит так: «В Каине будет наших дней гаситель». Франческа да Римини здесь имеет в виду своего мужа Джанчотто Малатеста, который, узнав о любовной связи Франчески с его братом Паоло, убил обоих. Каина — первый пояс девятого круга Ада, где казнятся убившие или предавшие родных, изображен Данте в виде замерзшего озера.
ст. 89-92. Алессандро был трижды предупрежден во сне о надвигающейся опасности, а также астрологом Гильемо Дель Кармине, составлявшим для него гороскоп и даже назвавшим имя убийцы. Однако безвольный Алессандро не внял предостережениям. Таким образом, Паунд противопоставляет пассивности деяния представителей активной, хотя и злой воли (см. Прим. к «Canto IV», ст. 101, 102).
Перуджа — город в Средней Италии, столица Умбрии.
ст. 94. Абулия — психопатологический синдром, характеризующийся вялостью, отсутствием инициативы и побуждений к деятельности, ослаблением воли.
Лоренцино — Лоренцо Медичи.
ст. 96. O se morisse credesse caduto da se — «Или, если бы он погиб, подумали, что он упал сам» (ит.), измененная цитата из книги Б. Варки “Storia Fiorentina” (III, 262), где автор описывает сомнения Лоренцо Медичи в отношении задуманного им убийства: “Однажды ночью он захотел столкнуть его со стены, но боялся, что тот останется жив, либо, если погибнет, не поверят, что он упал сам”.
ст. 98. Скьявони — «словенцы» (ит.). Имеется в виду Георгий Словенец (Паунд почему-то использует форму множественного числа), стороживший дерево на барже в ночь, когда тело Джованни Борджа было выброшено в Тибр. Принадлежал к общине беженцев из Далмации, получивших разрешение селиться в одном из кварталов Рима. Позже он даст свидетельские показания Папе Александру VI, отцу Джованни.
ст. 100. Барабелло — Барабалло Гаэтский, итальянский поэт. Хотел быть коронован лавровым венком на Капитолийском холме, подобно Петрарке. Получив от Папы Льва Х огромного белого слона, оделся в тогу и отправился верхом в Капитолий. Однако по дороге животное было напугано праздничными фейерверками и отказалось идти дальше, а опозоренному Барабелло пришлось спуститься.
ст. 101. Моцарелло — Джованни Моццарелло или Муццарелли, латинский и итальянский поэт XVI века, писавший под псевдонимами Арелий Муций и Арелио Муцио. Папа Лев Х назначил его правителем небольшого местечка под Римини, чтобы тот имел больше времени для поэтических штудий. Однако, не успел он закончить эпическую поэму “Porsenna”, как был брошен возмущенными жителями в колодец вместе со своим мулом. После долгих поисков их обоих лишь через месяц обнаружили мертвыми.
ст. 102. Калабрия — область на юге Италии.
ст.104. кончина поэта — вероятно, отсылка к последним строкам «Науки о поэзии» Горация (468-470), где осуждаются мечты бездарных поэтов умереть на склоне лет в лучах славы.
ст. 105. Санацарро — Якопо Саннадзаро (1455?-1530), итальянский поэт и прозаик, автор известной эпиграммы на смерть Джованни Борджа.
ст. 108. Фракастор — Джироламо Фракасторо (1478-1553), итальянский врач и поэт, автор соч. «Сифилис, или О галльской болезни». Во время родов его мать погибла от молнии, а он чудом избежал смерти. История напоминает рождение Диониса. Как известно, Зевс появился перед ожидавшей ребенка Семелой, сверкая молниями. Семела погибла, а Зевс успел извлечь своего сына из чрева матери. После корректур для издательства “Faber and Faber” эта и последующие строки выглядели так:
У Фракастора Зевс был акушеркой,
Молния — вместо щипцов,
Al poco giorno ed al gran cerchio d`ombra,
Котта, Д`Альвиано договаривается с Навигеро.
См. также Примечания к стихотворению «Редондильи».
Котта — Джованни Котта (1480-1510), итальянский поэт и ученый, друг Фракасторо.
Д`Альвиано — Бартоломео Д`Альвиано (1455-1515), военный генерал. При поддержке Дж.Котта основал Академию Искусств.
ст. 109. Al poco giorno ed al gran cerchio d`ombria — «на склоне дня в великом круге тени» (ит.), цитата из 1 сестины Данте.
ст. 110. Навигеро — Андреа Навигеро, или Навигерий (1483-1529), венецианский поэт. Обвиненный современниками за подражание Марциалу, публично сжег свои стихи. Впоследствии торжественные церемонии сжигания таких имитаций проводились ежегодно.
ст. 112. Марциал в трех своих эпиграммах оплакивает смерть Эротии, пятилетней девочки-рабыни.
ст. 113. ...девять ран — Девять ран было на теле Джованни Борджа, когда его вытащили из Тибра.
ст. 114, 116. Четверо...перед собой / ...чёрт, утопи его — Из свидетельских показаний Георгия Словенца (см. Прим. к ст. 64, 98).
ст. 120-122. Se pia...O empia, ma risoluto e terribile deliberazione — «Благочестивое...Или неблагочестивое, но в любом случае твердое и ужасное решение» (ит.), измененная цитата из Б.Варки (III, 262), который оставляет открытым вопрос об истинных мотивах убийства Алессандро Медичи. В оригинале — “risoluta”.
ст. 124. Ma se morisse — «Но если бы он погиб» (ит.), измененная цитата из Б. Варки. В оригинале — «или, если бы он погиб». ( Примечания Б. Авдеева.)
[iii] Примечания к Canto VI. Впервые опубликовано в августе 1921 года в журнале “Dial” (Нью-Йорк).
ст. 3. Гильём – Гильом Аквитанский (1071-1126), знаменитый трубадур, седьмой граф Пуату и девятый герцог Аквитании. Как и Одиссей, прожил необычайно бурную жизнь, потерпел поражение в крестовом походе, дважды был отлучен от церкви, но оба раза возвращался в ее лоно. Жажда приключений, в т.ч. сексуальных, была настолько сильна, что Гильом был готов продать все свои владения и имущество ради осуществления очередного замысла. В подобного рода действенной сексуальности Паунд видит огромную движущую силу в развитии цивилизации и противопоставляет её стремлению к деньгам и их накопительству как к худшему из зол. В один ряд с Гильомом Аквитанским Паунд ставит Бернарта де Вентадорна и Сорделло, чья рыцарская доблесть, сексуальные подвиги и несомненный поэтический талант дополняют и объясняют друг друга.
ст. 4. Пуату, Аквитания – графство в северо-западной и герцогство в южной части Франции.
ст. 5-6. Tant… vetz – “Я трахал их, как вы узнаете, 100 + (4 x 20) + 8 раз” (пров.), прямая цитата из стихотворения Гильома Аквитанского “Farai un vers, pos mi somelh”.
ст. 7. Камень оживает в моей руке… -- Преобразующая сила сексуальности Гильома также ассоциируется в сознании Паунда с расцветом культуры, в которой камень, т.е. архитектура, играет ведущую роль. Пуатье, главный город графства Пуату, на протяжении многих веков славился своими постройками.
ст. 9. Людовик – Людовик VII (1121?-1180), король Франции, один из предводителей 2-го крестового похода. Элеонора – Элеонора Аквитанская, внучка Гильома Аквитанского (см. Прим. к “Canto II”, ст. 11). Их брак состоялся в Бордо в июле 1137 г.
ст. 10-11. Паунд здесь допускает неточность: сын Гильома Аквитанского никак не мог “сочетаться браком с герцогиней Нормандской”, поскольку этот титул с 1152 г. носила Элеонора, внучка Гильома, после того, как стала женой Генриха II Анжуйского. Дочь герцогини Нормандской также не могла быть женой королю Генриху, т.к. его женой была сама герцогиня.
ст. 12. король Генрих – Генрих II Анжуйский (Плантагенет, 1133-1189), король Англии.
a maire de rei jove – “и матерью молодому королю” (пров.). Молодым королем называли Генриха III (1155-1183), сына Элеоноры и Генриха II. Как и в предыдущем стихе, сюда закралась неточность: женой короля Генриха II и матерью Генриха III была не дочь, а сама герцогиня Нормандская. Источником для цитаты послужила песня Бертрана де Борна “Si tuit li dol elh plor elh marrimen”, вольное переложение которой было сделано Паундом в 1909 г. в стихотворении “Planh for the Young English King” (см. в пер. О. Седаковой: “Плач по молодому английскому королю”).
ст. 13. К вечеру море они переплыли – В 1147 г. Людовик и Элеонора отправились в крестовый поход через Венгрию, Болгарию, Византию, а оттуда морем в Антиохию. Кампания, длившаяся 10 месяцев и сопровождавшаяся нуждой и несчастьями, поссорила их. В итоге, они возвращались во Францию каждый своим путем. Паунд сравнивает их нелегкое путешествие со скитаниями Одиссея, отсылка к которым здесь легко прочитывается (см. “Canto I”, ст. 9).
ст. 14. Акра – во время крестовых походов важный стратегический порт на восточном побережье Средиземного моря.
ст. 15. Ongla, oncle – “ноготь, дядя” (пров.), из знаменитой сестины Арнаута Даниеля “Lo ferm voler qu`el cor m`intra”. Неизвестная дама, которой адресована сестина, отвергает трубадура, поддержку в чем ей оказывает ее дядя. Параллельный мотив см. в Прим. к ст. 16.
ст. 16. ее дядя – Раймонд Тулузский (1099?-1149), младший брат отца Элеоноры Аквитанской. С раннего детства опекал племянницу. Во время 2-го крестового похода также находился в Антиохии, где всячески поддерживал Элеонору, особенно в её политических разногласиях с мужем.
ст. 18. По одному из преданий Тезей (Тесей) был влюблен в Елену, когда та была еще ребенком (см. Прим. к ст. 75).
ст. 19. …чувствовал… себя не на месте – Людовик VII был известен своим монашеским характером, и образ жизни в Антиохии был ему чужд, равно как и язык, на котором там говорили. Элеонора, напротив, чувствовала себя как рыба в воде, во многом благодаря своему крайне привлекательному дяде Раймонду, а также благодаря трубадурам, которых тот в изобилии приглашал в Антиохию из Прованса.
ст. 22. Саладин – египетский султан Салах-ад-дин (1138-1193). В 1149 г. против крестоносцев сражались войска сирийского султана Нур-ад-дина. Салах-ад-дин был тогда слишком молод.
сimier – “шлем” (фр.).
ст. 23-24. Постоянные увеселения Элеоноры, а также политические разногласия между нею и Людовиком привели в итоге к разводу. Вместе с женой Людовик потерял и Аквитанию, которая очень скоро перешла под английскую юрисдикцию, а именно в 1154 году, когда Генрих Плантагенет, второй супруг Элеоноры, стал Генрихом II, королем Англии. Политическая и чисто человеческая пассивность Людовика проявлялась не только в особенностях его характера (см. Прим. к ст. 19) и потере принадлежавших ему земель. За 15 лет совместной жизни с Элеонорой у него родилось всего двое детей, обе дочери. От второго брака также родились две дочери, и Людовик в итоге остался без прямого наследника.
ст. 25. Плантагенет – Генрих II Плантагенет женился на Элеоноре спустя два месяца после ее официального развода с Людовиком VII.
ст. 26. которая от 17 поклонников ускользнула – Окончательно расставшись с Людовиком, Элеонора отправилась в Пуатье. По дороге ее преследовали многочисленные поклонники, пытавшиеся похитить ее и принудить к браку.
ст. 27-28. Et quand… fasche – “и когда король Людовик услышал это, он был очень раздражен” (фр.).
ст. 29. Нофаль, Вексис – земли в Нормандии. Обе территории, а также Жизор и Нешатель (см. Прим. к ст. 31), являлись частью приданого Маргариты, дочери Людовика VII от второго брака, когда та в возрасте двух лет была отдана замуж за Генриха III (см. Прим. к ст. 12). Они были номинально коронованы на английский престол (отсюда прозвище “молодой король”) при жизни и по настоянию правившего тогда Генриха II, который таким образом мог рассчитывать на часть земель Людовика VII.
Гарри – Генрих III.
joven – “молодой” (пров.).
ст. 31. Жизор, Нешатель – города в Нормандии.
ст. 33. Аликс – дочь Элеоноры и Людовика VII. В официальном документе, из которого Паунд цитирует эти строки, было ошибочно записано имя Аликс, вместо ее родной сестры Аделаиды. Именно Аделаида была еще в младенчестве обручена со своим двоюродным братом Ричардом Львиное Сердце и отправлена в Англию под опеку его отца. Подросший Ричард, тем не менее, отказался жениться на Аделаиде, и их помолвка в 1191 г. была расторгнута.
ст. 34. Ричард – Ричард Львиное Сердце (1157-1199), король Англии, сын Генриха II и Элеоноры Аквитанской.
ст. 37. domna jauzionda – “сверкающая леди” (пров.), цитата из стихотворения Бернарта де Вентадорна “Tant ai mo cor ple de joya”, адресованного Элеоноре Аквитанской.
ст. 38. м.б. – может быть.
ст. 40. Малемор – средневековый замок в Провансе, к руинам которого в июле 1919 года совершили пешее паломничество Эзра и Дороти Паунд. Вероятно, именно через Малемор в 1152 г. проезжала тридцатилетняя Элеонора по дороге в Пуатье после развода с Людовиком.
Коррез – река в центральной части Франции.
ст. 41. Моя госпожа, в Вентадорне… -- По видимому, имеется в виду жена Эбле III Маргарита. Она была заперта им в темницу по подозрении в любовной связи с Бернартом. Последний вскоре покинул Вентадорн и отправился в Пуатье ко двору Элеоноры Аквитанской. Ей и адресованы последующие 12 строк, в которых Бернарт де Вентадорн просит ее повлиять на Эбле, чтобы тот отпустил Маргариту.
ст. 42. Эбле – Эбле III, виконт Вентадорнский (ум. 1170).
ст. 45. Не увидеть, как рыба глотает наживку – аллюзия на стихотворение Бернарта да Вентадорна “Be m`an perdut lai enves Ventadorn”:
Как рыбу мчит игривая струя
К приманке злой – на смерть – со дна морского,
Так устремила и любовь меня
Туда, где гибель мне была готова.
(Пер. В. Дынник).
ст. 48. Que la lauzetta mover – неточная цитата первой строки стихотворения Бернарта де Вентадорна “Quan vei la lauzetta mover”. Начальное четверостишие в пер. В. Дынник выглядит так:
Люблю на жаворонка взлет
В лучах полуденных глядеть:
Все ввысь и ввысь – и вдруг падет,
Не в силах свой восторг стерпеть.
Именно эти строки окончательно завоевали сердце Маргариты Вентадорнской (см. Прим. к ст. 41).
ст. 54. E lo Sordels si fo di Mantovana – “Сорделло родом из Мантуи” (см. Прим. к ст. “Canto II”, ст. 4).
ст. 55. Эскорт – Эль Корт, отец Сорделло. Буква “l” в источнике была неверно прочитана Паундом как “s”.
ст. 58. Ричард Сен-Бонифаче – веронский граф Риччардо Сан-Бонифаччо, супруг Куниццы да Романо, убежавшей от него с Сорделло. Его пассивность, равно как и пассивность Людовика VII, противопоставляется здесь внутренней силе Сорделло, Гильема Аквитанского и Бернарта де Вентадорна.
ст. 60. Куницца да Романо (1198-1279) в 1265 году даровала свободу рабам, принадлежавшим ее несколько лет назад погибшему брату и перешедшим после этого к ней. Впоследствии часто осуждалась за то, что чрезмерно распутствовала в молодости, а в преклонные лета обратилась к благотворительности (см. Данте, “Рай”, IX). Паунд, напротив, не видит здесь противоречия, одновременно восхищаясь поступком пожилой женщины и воспринимая ее сексуальность как силу, способствующую развитию мировой культуры и, прежде всего, поэзии.
ст. 62. Masnastas et servos – “прислуга и рабы” (поздн. лат.), цитата из книги Джамбаттисты Верчи “Storia degli Ecelini” (III, 496).
ст. 63-64. Пикус де Фаринатис, Дон Элинус и Дон Липус, упомянутые в документе, подтверждавшем освобождение рабов, были сыновьями Фаринаты дельи Уберти (см. Прим. к ст. 60, 62, 65). После его смерти и изгнания гиббелинов (сторонников Империи) из Флоренции, гвельфы (выступавшие за Республику) особенно сурово отнеслись к его роду. Дома были разрушены, амнистия, предоставлявшаяся другим изгнанникам, на них никогда не распространялась (см. Данте, “Ад”, X). Паунд длительное время находился под впечатлением того, что его итальянский друг адмирал Убальдо дельи Уберти происходил именно из этого рода.
ст. 65 Фаринато де`Фаринати – Фарината дельи Уберти (нач. XIII в.-1264), глава флорентийских гиббелинов.
ст. 68-69. A marito… concubuisse – “увел ее от мужа… говорят, Сорделло спал с ней”, измененная цитата из кн. “Les Biographes des Troubadures en Langue Provancale”, Toulouse, 1885.
ст. 70-73. Зимой и летом… -- вольная обработка начальных строк стихотворения Сорделло “Atretan deu ben chantar finamen”.
ст. 74. Кайрель – Элиас Кайрель (1204?-1222), трубадур из небольшого городка Сарлата в исторической области Перигор в Провансе.
ст. 75. Тезей (Тесей) – аттический герой, сын афинского царя Эгея и трезенской царевны Эфры. Возвращаясь из Трезены в Афины, Эгей спрятал свой меч и сандалии под большим камнем, велев Эфре, когда у нее родится сын, скрывать от него его царское происхождение; если же тот сравняется силой с отцом и сможет, подняв камень, достать меч и сандалии, отослать его в Афины. Возмужав, Тесей прибыл во дворец. Эгей, в отличие от своей жены Медеи, не узнал в юноше сына, в то время как Медея, опасаясь, что ее сын не наследует царства, уговорила ничего не подозревавшего мужа отравить Тесея. Во время пира Тесей вытащил отцовский меч, чтобы разрезать мясо. Эгей узнал его и вылил чашу с ядом на пол.
ст. 76. В конце 1940-х Паунд изменил эту строку: “Которого они отравили бы”. ( Примечания Б.Авдеева.)



[1] О, мой Вергилий (итал.).
[2] Украшения (франц.).
[3] “Мечтатель, окнусь в блаженство” (франц.) — из стихотворения “Ещё один веер” Малларме.
[4] «Пламя / Пробегает вдруг в ослабевших чреслах” (из LI Катулла, пер. С. Ошерова – см. комментарии).
[5] “Целий, Лесбия эта” — из LVIII Катулла (Пер. Ф. Петровского.)
[6] Как если (прованс.).
[7] В песне (букв. хороший находчик песни) — прованс.
[8] Очень красивая (исп.).
[9] И новый свет явили оружье и мечи (исп.).
[10] Укрепления, бастионы (исп.) Аллюзия на пьесу Лопе де Вега “Бастионы Торо”. По мысли Паунда, Эльвира на стенах Торо подобна Елене на стенах Трои. Подробнее см. комментарии.
[11] Весьма красивая (исп.).
[12] “Пусть возгорится в ней дурное пламя” (исп.) — слова короля Санчо об Эльвире.
[13] Кто после смерти увенчана была короной (португал.) — из «Луизиад» Камоэнса, III, 132.
[14] Прекрасной Инеш (португал.).
[15] А, мои мечты (франц.).
[16] И любой разум (интеллект) способен принять любую форму (лат).
[17] Ни добрый христианин, ни хороший оратор (Цицерон) — лат.
[18] «Достойная почитания» (латынь). Так начинается второй гимн Афродите Гомера, известный в латинском переводе Георгия Дартоны.
[19] Златою короной увенчанная, прекрасная (лат.).
[20] Властвует над укреплениями Кипра (лат.) – продолжение цитаты из второго гимна Афродите Гомера. Кипр один из главных центров поклонения Афродите – Киприде.
[21] Orichalchi – звонкомедная (orichalcho – жёлтая медь, поэт. – звонкая медь, т. е. трубы); слово итальянское, но взято из древнегреческого.



[i] Примечания кUr- Cantos (Я. Пробштейна.)
Cantos I-III — это первоначальный вариант “Cantos”, опубликованных в журнале “Поэзия” в 1917 г., и включённых в книгу “Pesonae”.
Сорделло (1185?-1255?) – итальянский трубадур, герой поэмы Браунинга. Роберт Браунинг (1812-1889) – английский поэт, автор эпической поэмы «Сорделло» (1840). Паунд протестует против своевольного использования исторических фактов Браунингом (см. также статью Я. Пробштейна).
[ii] Бьюкер — город в южной Франции, который Паунд посетил в середине июля 1912 г.
[iii] Альтафорте – замок Бертрана де Борна. См. Na Audiart”, «Сестина Альтафорте», Provincia Deserta,” “Dompna Pois De Me NoUs Cal”, Canto V и VII «Близ Перигора» (и Примечания к этим стихам).
[iv] Мавританская крепость, взятая Сидом, героем испанского романсеро.
[v] Пейре Кардиналь (ок. 1185‑ 1275) ‑ провансальский трубадур, прославившийся сатирическими стихотворениями, обличающими зло и пороки, коррупцию церкви и войны. Паунд писал в «Духе романской культуры», что Кардиналь “чрезвычайно чётко выразил своё отношение к воюющим сторонам и тем, кто разжигал войну. Он видел мир, ослеплённый невежеством, насилием, и низостью”. См. также Canto 16.
[vi] В конце II книги «Сорделло» Браунинга, трубадур, полный сомнений в своем поэтическом призвании, бросает лавровый венок в реку Мантую: “…в ручей он бросил/ свою корону / Наутро — не поэт!”
[vii] Канун Святого Иоанна — 23 июня (День Ивана Купалы).
[viii] Возможно, Кастелло Скалигеро или так называемая вилла Катулла. Паунд ведёт читателя не в Асоло, где обитал Браунинг и его Сорделло, а в Сирмион на озере Гарда, где жил и творил Катулл.
[ix] Имеется в виду Сан Пьетро ди Мавино, воздвигнутая на развалинах древнего языческого храма.
[x] Аллюзия на Carmina XXXI Катулла: “Paene insularum, Sirmio, insularumque”.
[xi] «Льётся солнце» (пров.), измененная цитата из стихотворения Арнаута Даниэля «Lancan son passat li giure».
[xii] Цитата из Carmina XXXI Катулла: “o Lydiae locus undae” (о приют лидийских волн)— лат.
[xiii] Афину ассоциировали с совой, но воследа за Алленом Апвардом, Паунд задумался, что означает греческое слово “глаукопос”; Паунд цитирует Апварда, который спрашивает: «Значит ли это голубоглазая, сероглазая, ил — через санскрит— просто лучистоглазая... Характерно, что совиные глаза не только сверкают, но и неожиданно угасают, как потушенный маяк”. См. также Canto 79.
[xiv] Пронизанный солнцем (лат.).
[xv] Асоло — место действия «Шествие Пиппы» Браунинга, а впоследствие дом поэта.
[xvi] Аллюзия на «Сорделло» Браунинга: “размышляю о сём на дворцовых ступенях / В Венеции” (III, 675).
[xvii] Догана — здание таможни в Венеции. Отсюда открывается вид на Большой канал и дома, прилегающие к Базилике Сан Марко. В окончательном варианте так начинается Canto III (cм. также Примечания).
[xviii] .. девушек тех ... — цитата из «Сорделло» Р.Браунинга, повстречавшего группу привлекательных девушек, сидя на ступенях разрушенного дворца в Венеции и обдумывая строки своей поэмы. В отличие от него внимание Паунда привлекло «лишь одно лицо» (см. «Сорделло», III, 675-698).
[xix] Имеется в виду книга Нигелла Вирекера (ок. 1130-ок. 1200) “Книга Дауна Бернелла, Осла” (“Зерцало глупцов”).
[xx] Японская одноактная пьеса пьеса Но. Хагоромо — волшебный плащ Теннин, нимфы, которая повесила его на дереве, а священник похитил его и согласился вернуть только после того, как она научит его своему танцу. Теннин, которую Паунд называет “воздушным духом или небесной танцовщицей”, соглашается. Хор объясняет, что танец символизирует ежедневные изменения луны. В конце Теннин должна исчезнуть, как гора, сокрытая дымкой. См. также Cantos 79, 80.
[xxi] Арнаут Даниэль (род. ок. 1180 – 1195) — знаменитый трубадур, которого Данте устами Гвидо Гвиницелли назвал «лучшим мастером родного слова». Бертран (Бертрам) де Борн - знаменитый провансальский трубадур и синьор Перигора (вторая пол. XII века). Юк Сен-Сирк (умер в 1253 г.) — трубадур; составитель жизнеописаний трубадуров и комментариев к их песням. См. также «Сестину Альтафорте», «Плач по молодому английскому королю», «Близ Перигора» и примечания к ним.
[xxii] Из «Сорделло» Браунинга.
[xxiii] Пюви де Шаванн, Пьер (1824 -1898) — французский живописец-монументалист, многие полотна которого посвящены мифологическим сюжетам, которые Паунд находил “слишком мягкими”, имея в виду, что Пюви знал о богах не столь глубоко, чтобы живописать их мощь; лучшие работы Пюви находятся в Сорбонне и Пантеоне.
[xxiv] Паниски: паниск, т.е. “маленький Пан”, лесное существо с козлиными ногами.
[xxv] Рива - городок на северном побережье озера Гарда, у подножия Альп.
[xxvi] Это не прошло (итал.).
[xxvii] Пьетро Метастазио (1698-1782) — имя и фамилия, принятые итальянским поэтом и драматургом Бонавентурой Трапасси, который в 1729 г. стал придворным поэтом при венском дворе; писал также оперные либретто, например “Покинутая Дидона” (“Didona Abbandonata”).
[xxviii] Мир, покой; зд. спокойствие (итал.).
[xxix] Марсилио Фичино (1433‑1499) – итальянский гуманист, философ-неоплатоник. Перевёл на лытань соч. Платона, Плотина, Ямвлиха, Прокла, Порфирия, Михаила Пселла, и др., сделав их достоянием европейской философии XV-XVI вв. Был сыном врача Козимо де Медичи. Козимо дал ему образование “специально, чтобы тот переводил с греческого”. Паунд говорит о том, что Фичино наивен, поскольку в космогонии и мифологии тот “смешивал христианских и языческих богов, мистицизм и демонологию, Трисмегиста, Пселла и Порфирия, писал о Гермесе Трисмегисте языком латыни Нового Завета и составил хронологию, в которой помещает прадеда Гермеса и Моисея” (“Годье-Бржешка”, 112).
[xxx] Анри Годье-Бржешка в “Вортексе”, опубликованном в журнале “Бласт”, а затем перепечатанном Паундом в “Годье-Бржешка” пишет о “Хамитском вортексе Египта, земли изобилия” (“Годье-Бржешка”, 21).
[xxxi] В упомянутой выше статье Годье-Бржешка пишет о всеобщей истории искусства, прослеживая развитие вортекса от палеолита до “выпуклых конусовидных бронзовых ваз эпохи Шан и Чжоу” (“Годье-Бржешка”, 23).
[xxxii] Японское произношение имени китайской богини милосердия Гуанъинь. Иногда ее изображали несущей фрукты или ветвь фруктового дерева. Богиня также ассоциировалась с плодородием. См. также Canto 81.
[xxxiii] Флорентийский летописец Джованни Виллани сделал запись о том, что 3 июля 1292 г., «нарисованный образ Св. Марии в лоджии Орто Сан Микеле начал творить чудеса, которые стремились изобличить францисканцы». В неопубликованных примечаниях к “Рифме Гвидо Кавальканти” Паунд заметил: “Каково бы ни было значение этого для интерпретации в целом, но нищенствующие ордена были анти-аверроистскими».
[xxxiv] См. «Декамерон» Боккаччо: Шестой день, девятый рассказ, в котором повествуется о том, как Кавальканти, спасаясь от нападения Бетто и его людей, перепрышнул через высокую мраморную гробницу на кладбище церкви Санта Репарата. Этот эпизод Паунд включил в свою неопубликованную радио-оперу «Кавальканти: песенная драмедия в 3-х актах» (1932).
[xxxv] В работе “Психология и трубадуры” Паунд пишет: “Что касается человеческого сознания, то сознание иных, видимо, покоится или, вернее, сцентрировано в том, что греческие психологи называли phantastikon (воображаемое). Мысли таких людей обращаются вокруг них, подобно мыльным пузырям, отражающим различные фрагменты макрокосма. Но есть другие, чье сознание - "зародышевое". (Пер. А. Нестерова).
[xxxvi] В «Рождении Венеры» Сандро Боттичелли (1447-1510) Богиня Любви стоит на раковине, в “Весне” её сопровждают Музы.
[xxxvii] Симонетта, которая, предположительно, позировала Боттичелли для картины «Рождение Венеры», была невестой Джулиано деи Медичи.
[xxxviii] Aufidus – 1) река в Апулии, которую упоминает Гораций в «Памятнике» (на эту оду – III, 30 - у Паунда есть и другие аллюзии) 2) На полотне Боттичелли “Весна”юноша-зефир олицетворяет реку.
[xxxix] Цитата из «Перикла» Шекспира “See where she comes, apparell’d like the spring,/ Graces her subjects’ (I.i.12).
[xl] Анреа Мантенья (1431-1506) — создал фрески во дворце Мантуя для семейства Гонзага.
[xli] Каселла — композитор, положивший на музыку стихи Данте. Данте встречает Каселлу в “Чистилище” (II, 91-117), но беседу прерывает гневный окрик “величественного старца” Катона, стража II круга, призвавшего Данте и Вергилия не мешкать, “чтоб очистить взор / От шелухи для лицезренья бога” (пер. М. Лозинского) — с этого и начинается II Ur-Canto Паунда.
[xlii] “Оставь Каселлу” — для Паунда означает оставить лирическую поэзию ради эпической.
[xliii] Джойос Толосан (Joios Tolosan) — трубадур, стихи которого Паунд разыскал в “голубом и златом манускрипте” “Песни о Розе” (“Chansonnier du Roi”) в национальной Библиотеке Франции весной 1912 г.
[xliv] И первый разыскав цветок, слезами обливаюсь (прованс.).
[xlv] Львиное сердце (франц.).
[xlvi] Паунд передает «Песню лютни» танского поэта Бо Цзюйи (772-846) по рукописям Феноллозы. В переводе Л. Эйдлина это стихотворение озаглавлено «Певица (Пипа)» («Поэзия эпохи Тан», М., 1987, 318-323).
[xlvii] Паунд даёт сокращённый перевод тех стихов из LI Катулла, которые тот “похитил” у Сафо. Приводим полный перевод С. Ошерова:
Кажется мне богоравным, или —
Коль сказать не грех — божества счастливей,
Кто сидит с тобой, постоянно может
Видеть и слышать
Сладостный твой смех; у меня, бедняги,
Лесбия, он все отнимает чувства:
Вижу лишь тебя — пропадает сразу
Голос мой звонкий.
Тотчас мой язык цепенеет; пламя
Пробегает вдруг в ослабевших членах,
Звон стоит в ушах, покрывает очи
Мрак непроглядный.
От безделья ты, мой Катулл, страдаешь,
От безделья ты бесишься так сильно,
От безделья царств и царей счастливых
Много погибло.
[xlviii] Перефраз из Катулла, LXXII.
[xlix] Из LXX Катулла: “Но что женщина в страсти любовнику шепчет,/ В воздухе и на воде быстротекущей пиши!” (Пер. А. Пиотровского).
[l] Приводим полный текст LVIII Катулла в переводе Ф. Петровского:
Целий, Лесбия наша, Лесбия эта,
Эта Лесбия, что была Катуллу
И себя самого и всех милее,
В переулках теперь, на перекрёстках
Величавого Рема внуков ловит».
[li] В Дордони Паунд был в 1912 г. Равнина Сэлисбери — в Англии, где жил писатель Морис Генри Хьюлетт (Hewlett, 1861-1923), которого Паунд навещал, и где находилось Аббатство Лэккок, в котором хранился экземпляр Великой Хартии вольностей и где Паунд был вместе с Дороти. Обо всём этом он впоследствии напишет по иному в «Пизанской песни» 80 (см. Сanto 80 и Примечания к ней). Кентавр, посматривающий за землёй — зд. метафора поэзии.
[lii] Слой над слоем — цитата из «Сорделло» Браунинга, часто повторяемая Паундом.
[liii] Историю о виконте Сен-Антони, виконте и виконтессе Пена, описанную у Юк Сен Сирка, Паунд затем повторит в своей статье «Трубадуры, их образ мыслей и жизнь», опубликованную в переработанном виде в книге “Литературные эссе” (London, Faber and Faber, 1954, 99-100), составленную Т.С. Элиотом.
[liv] Паунд был в Гурдоне 23 июня 1912 г в ночь св. Иоанна.
[lv] “Ночь Святого Хуана” — название пьесы Лопе де Вега, которая полна любовной путаницы и народных представлений о чести в канун Иванова дня (23 июня), праздника, маскарада и ярмарки.
[lvi] Мой Сид —(араб. сеид — господин) Руй Диас (Родриго Диас де Бивар, 1040?-1099), герой испанской эпической поэмы “Песнь о Моём Сиде” (1140). Королем Альфонсо VI был подвергнут гонениям по навету завистливых придворных, но впоследствии прощён.
Бургос — город в Кастилии, в котором Сид жил и был похоронен.
Бивар — замок в 10 км. к северу от Бургоса.
См. также Canto III в окончательной редакции и Примечания к ней.
[lvii] Афе Минайя, Альвар Фаньес (исп.) — доблестный воин, вассал Сида, его правая рука.
[lviii] Граф Де Лас Ньеблас — герой поэмы “Лабиринт Фортуны” (1444) Хуана де Мена (1411-1456).
[lix] Кумасака — персонаж одноименной японской пьесы Но, переведённой Паундом (с указанием соавторства Феноллозы).
[lx] В пьесе Лопе де Вега “Бастионы Торо” повествуется о том, что король Фердинанд оставил города Торо и Замору своим дочерям Уракке и Эльвире, чем недоволен новый король Санчо. В начале пьесы король, Сид и граф Анкурес стоят перед воротами Торо, которые Эльвира закрыла из страха перед королём. Сид советует королю вернуться, оставив города сёстрам. Король отвергает этот совет и посылает Сида в качестве посла. Эльвира выходит на городскую стену и весьма иронично отвечает на совет короля постричься в монахини. Король же, увидев на стене какую-то красавицу, влюбился в неё до безумия, не зная, что это его сестра. По иному Паунд излагает этот эпизод в Canto XX (см. также Примечания к ней).
[lxi] Инеш да Кастру (1320-1355). После того, как она тайно обвенчалась с наследником португальского престола Педру, была убита по приказу Алфонсу IV, отца принца. После смерти короля в 1357 г. Педру вступил на престол, отомстил её убийцам и, как гласит легенда, богато обрядив труп и усадив его на трон, заставил придворных целовать её руку (см. Камоэнс, «Луизиады»). Паунд возвращается к этому эпизоду в Cantos III, XXX.
[lxii] Перефраз-адаптация«Луизиад» Камоэнса.
[lxiii] В «Камоэнсе» («Дух романской культуры») Паунд пишет: “Если бы кто-то хотел доказать, что часть искусства не является неизбежным выражением гения, а есть побочный продукт торговли и коммерческого процветания, следующие факты имели бы существенное значение. Вскоре после заката славы Португалии, Хоутман, лёжа в долговой тюрьме в Лиссабоне, обдумал план Голландской Восточно-Индийской компании. Когда Португалия пала, Голландия захватила восточную торговлю, и вскоре после этого Роймер Вишер основал салон, с которым связаны имена Рембрандта, Гроция, Спинозы, Вонделла (р. в 1537) — «явственный голос Голландии».
[lxiv] Габи Десли — сценическое имя Мари-Элси-Габриэль Кэар (1881-1920), французской танцовщицы, фаворитки португальского короля Мануэля II.
[lxv] Возможно, имеются в виду любовницы Эдуарда VII, короля Англии (1901-1910).
[lxvi] Вэнс Фред Нельсон (1880-1926), американский художник, известен пейзажами и фресковой, монументальной живописью; обучался живописи в Париже и Риме. Паунд познакомился с ним в городке Крофордсвилл, когда преподавал в колледже Уобаш. В примечаниях к стихотворению Паунд пишет, что основные работы Вэнса – «Христос, идущий по водам» (Париж, Салон, 1903) и бар в Сан Диего.
[lxvii] Прямым источником Паунда была книга английского астролога, врача и алхимика Джона Хейдона (1629-1667) “The English Physitians Guide: or The Holy Guide” (1662, Полное название: «Святой поводырь, указывающий путь к объединению искусства и природы, в которых становятся понятны все явления прошлого, настоящего и будущего»), с которой он ознакомился во время совместных трудов с Йейтсом в Стоун Коттедже (1912-1914), включив её в “Круг чтения”, а его автора в круг таких носителей света, как Эригена, Пселл, Оцелл, и Пифагор, так как Хейдон писал о совершенстве геометрических форм в природе. Хейдона многие называли шарлатаном, но Паунд, начиная с книги «Годье-Бржешка» (1915) и ur-Canto III (1917), до поздних Cantos (91) постоянно к нему обращался, стремясь “отмыть от грязи”, (unpollute), называя неоплатоником.
[lxviii] Лэйэмон или Ломэн (Layamon, Lawman, ок. 1200) — английский поэт и летописец.
[lxix] “О Божественном” (лат.). Михаил (в миру Константин) Пселл (1018‑ ок. 1078? или 1096? или 1105?) – византийский философ, политик, писатель, один из ранних последователей учения неоплатоников в христианскую эпоху. Паунд считал, что он был один из тех мыслителей, которые оказали влияние на гуманизм Ренессанса. См. также Canto 23.
[lxx] Порфирий (ок. 233-ок. 304) — Греч. философ-неоплатоник, ученик Плотина, издавший его сочинения. Комментатор Платона и Аристотеля; его «Введение в “Категории Аристотеля” — главный источник знакомства с Аристотелем в средние века. Автор сочинения «Против христиан”.
[lxxi] Лоренцо Медичи, прозванный Великолепным (1449‑1492) – правитель Флоренции, государственный деятель, поэт, писатель, философ-неоплатоник, меценат, основатель университета в Пизе . См. также Canto 21.
[lxxii] Прокл (ок. 410-485) — греч. философ-неоплатоник, автор труда “Начала теологии”, применял метод триад, разрабатывая универсальную систему неоплатонизма: пребывание в себе, эманация (выступление из себя) и возвращение обратно в себя.
[lxxiii] Лоренцо Валла (ок. 1407-1457) — итальянский гуманист, изучавший античность, критик аристотелевской этики и метафизики с позиций семантических пределов языка,  автор труда “Elegantinae linguae latinae” («Об изысканном латинском языке», 1444), в котором впервые рассмотрел латинский язык золотого века (Цицерона и Цезаря) как самодостаточную систему, способную выразить любую мысль, и утверждал, что классическая латынь намного элегантнее неуклюжей средневековой и церковной латыни. Связанное с этим пренебрежение остальными авторами вызвало к Лоренцо Валле оппозицию со стороны церковных деятелей и ряда коллег-гуманистов. 
Папа Николай V (1447-1455), известный своей учёностью и благочестием, основатель Ватиканской библиотеки, покровительствовал Лоренцо Валла.
[lxxiv] Блакац (Blacatz. ок. 1194-1236) — трубадур, «магнит» (см. Примечания к поэме «Близ Перигора»), смерть которого оплакал Сорделло.
[lxxv] Имеется в виду сонет “Рим” Иоахима Дю Белле (1522-1560) из «Римских древностей» III (1558), который Паунд переложил на английский. См. оба стихотворения в переводе Вл. Б. Микушевича в I томе. Марий, Гай (ок. 157 — 86 г. до н.э.) – римский полководец, консул (107, 104-100, 86 г. до н.э.), в 105 г. одержал победу над царём Нумидии Югуртой. Протвник Суллы, в 87 г. до н.э. взял Рим в союзе с Цинной и жестоко расправился со своими врагами.
[lxxvi] Бальдассаре Кастильоне (1478-1529) — итальянский писатель, автор трактата “Придворный”, в котором создал идеальный тип человека эпохи Возрождения.
[lxxvii] Тело (его) разорвано на части (лат.).
[lxxviii] Паскуале Виллари (1827-1917) — итальянский историк. Якоб Буркхардт (1818-1897) — швейцарский историк и философ культуры, автор трудов по истории греческой культуры и культуре Италии в эпоху Возрождения.
[lxxix] Чарльз Монтэгю Даути (Doughty, 1843-1926) – английский писатель, автор «Путешествия в аравийской пустыне” (1888) и эпического романа “Рассвет над Британией” (1906).
Андреа Див Юстинополитан — переводчик Гомера на латынь.
[lxxx] Цирцея (Кирка) – волшебница, дочь Гелиоса и Персеиды, сестра колхидского царя Ээта и жены Миноса Пасифаи, тетка Медеи. Жившая на острове Эя, она опоила колдовским зельем спутников Одиссея, прибывших на остров, и превратила их в свиней. Одиссей, отправившийся спасать спутников, получает от Гермеса волшебную траву «моли», которую необходимо бросить в напиток,
приготовленный Цирцеей, и, выхватив меч, разрушить её злые чары. Одиссей покоряет Цирцею, которая возвращает его спутникам человеческий облик. Наставляемый Ц., Одиссей отправляется вопросить о своей судьбе Тиресия в царстве мёртвых.
Киммерийские земли – легендарный край, расположенный у входа в Аид (см. «Одиссею», Песнь XI, 14-19).
[lxxxii] Перимед, Еврилох, Ельпенор – спутники Одиссея.
[lxxxiii] Эреб (в переводе с греческого «мрак») – тёмное место, где оказываются души умерших перед тем, как попасть в Аид.
[lxxxiv] Тиресий – в греческой мифологии сын нимфы Харикло, фиванский прорицатель. Одиссей спускается в царство мертвых, чтобы услышать от Т. предсказание о своем будущем.
[lxxxv] Аверн – озеро в Кампании (Италия, окруженное густыми мрачными лесами, считалось одним из входов в Аид.
[lxxxvi] В мастерской Вехела (лат.) – надпись на титульном листе изданной в 1538 г. в Париже книги “Homeri Odyssea ad Verbum Translata, Andrea Divo Justinopolitano interprete, Eusdem Hymni Deorum XXXII, Georgio Dartona Cretense interprete”. Это издание «Одиссеи» в переводе Дива и Гомеровских гимнов в преводе Дартоны послужило материалом для цитирования, а также для английского перевода, осуществленного Паундом также в «Canto I».
[lxxxvii] Изменённый перевод из первого гимна Афродите Гомера в версии Дартоны, где богиня рассказывает, как её похитил Argephontes («Аргоубийца»), то есть Гермес; Дартона переводит этот эпитет как Argicida. Золотая ветвь – средоточие магической силы, постоянный атрибут Гермеса как проводника душ умерших в Аид, посредника между двумя мирами. Хью Кеннер объясняет, что здесь Паунд допустил ошибку и, хотя говорит Афродита, ветвь или жезл несёт Гермес, так как строка в оригинале звучит так: «habens auream viram Argicida” (Kenner, Hugh, The Pound Era, p.361). См. также С. 1. (Я. Пробштейн.)