Перси Биши Шелли
Строки, написанные среди Евганских холмов
Есть в бездонном океане
Скорби, горя и страданий
Много тихих островов,
Где, укрывшись от ветров,
Переводит дух моряк,
Чтобы дальше плыть во мрак:
Нависает небосвод
Тучами над бездной вод,
И свинцовой пеленой
Мгла клубится за кормой.
По пятам за судном мчится
Буря, грозная громница,
Парус рвет, обшивку, снасти,
Разрывает бриг на части,
И корабль, хлебнув сполна,
Смерти зачерпнул со дна,
Погружаясь в глубину,
Словно в сон, идет ко дну,
И во сне, стремясь вперед,
Через вечность он плывет:
В полумраке перед ним,
Смутен и недостижим,
Берег – зыбкая черта,
Отступает, как всегда,
И раздвоен, истомлен
Мореход: не в силах он
Плыть вперед, податься вспять,
Будет зыбь его качать,
Вечный странник, мореход,
В гавань смерти он плывет.
Там, за гранью зыбких вод,
Ждет его любовь едва ли,
Впрочем, вряд ли от печали
Ищет он спасенья в страсти
Или в дружеском участье, –
Грудь пуста, и лед в крови,
Сердце сгинет от любви,
Билась боль в бескровных венах,
Будто бы в тюремных стенах,
Чувства выжжены, побиты
Градом слов, огнем обиды,
Время грубо иссекло
Изможденное чело,
Искривленные уста
Опалила немота,
Так листва под коркой льда
Застывает в пустоте
На декабрьском кусте.
На полночном диком взморье,
Там, где северные зори,
Где стихией многопенной
Шторм ярится неизменный, –
Белый высится костяк,
Словно здесь уснул бедняк,
Не оплаканный никем:
Каменистый берег нем,
Редкий шелестит камыш,
Да кричат на кручах лишь
Чайки, будоража тишь,
Иль водоворот ревет, –
Так поверженный народ
Корчится у ног царя, –
Страшной славою горя,
Скачет тот сквозь павший град,
Где сражался с братом брат, –
Кости здесь теперь лежат,
И бессолнечный рассвет
Сизой мглой прикрыл скелет,
Не ответит он на зов –
Жизни, дум истлел покров.
Да, средь горестей бездонных
Много островков зеленых,
К одному приплыл мой челн,
Легким ветром окрылен,
Слушал я раскат пеана
И грачей призыв гортанный
Над Евганскими холмами, –
Рассекая мглу крылами,
Сизокрыло взмыла стая,
И, величием блистая,
Встало солнце, небосвод
Весь клубился, а восход
Тучи опалил огнем,
И безмерный окоем
Вспыхнул в отблесках лазурных,
Крылья в крапинках пурпурных
Золотым дождем проплыли,
Перистый огонь пролили
На залитый солнцем лес
Средь яснеющих небес,
И вознесся холм пустынный,
И туман сошел в теснины –
Над Ломбардскою равниной
Дымки зыблется граница,
Свет лазурный льет денница
На созвездье городов, –
Словно россыпь островов,
Блещут в море изумрудном,
Лабиринтом многолюдным
Здесь Венеция плывет,
Нежась у отцовских вод:
Амфитриты здесь обитель,
Седовласый повелитель
Вымостил ее чертог,
Волны расстелив у ног.
Боже! Над чертой дрожащей
Вод хрустальных круг блестящий,
Красно-огненный, багровый
Дымки разорвал покровы, –
Как в пылающем горниле,
Купола, колонны, шпили,
Загоревшись, озарили
Алтари мерцавших вод
И пронзили небосвод
Огненными языками, –
Словно жертвенное пламя
Древле в храме Аполлона,
Взмыв, коснулось небосклона.
Город светоносный, чадо
Океана и отрада,
А потом его царица,
Над тобой судьба глумится,
Жертвой стать должна ты вскоре,
Ты могла бы кануть в море,
Если бы благая сила
Одр печальный осенила,
Твой, раба рабов, с челом,
Опозоренным клеймом,
Был бы менее печален
Твой конец среди развалин,
Покрывающихся мхами
И зелеными цветами,
Опадут на дно руины,
Станут острова пустынны,
И рыбак, с ветрами споря
Средь заброшенного моря,
Парус распрямит скорей
И веслом взмахнет сильней,
Чтобы мрачный берег твой
Миновать быстрей, покой
Спящих в той пучине звездной
Не тревожа, иль над бездной
Встанут толпы мертвецов,
Смерти выпростав покров.
Кто, подобно мне, взирает,
Как над городом сияют
Башни в золотистой дали,
Те вообразят едва ли,
Что пред ними лишь гробница, –
Там, во чреве копошится
Ком червей в людском обличье,
Впившись в мертвое величье.
Пусть Свобода отряхнет
Кельтов самовластный гнет
И темницы распахнет,
Где с тобой томятся вместе
В унижении, в бесчестье
Сто прекрасных городов, –
Отрешившись от оков,
Вы бы доблести вплели
В солнечный венок земли,
Гордой ратями былыми.
Иль – погибни вместе с ними, –
Вы не сгинете напрасно,
Солнце воссияет властно
Светом Истины, Свободы,
Как цветы, взойдут народы,
Прорастут сквозь темень лет,
Будет пышен их расцвет.
Что ж, погибни – рухнут стены,
Но останутся нетленны,
Как небес твоих покровы,
Что всегда над миром новы,
Долговечней, чем лохмотья
Времени на бренной плоти
Города с печатью горя, –
По волнам скитальца-моря
Поплывут воспоминанья,
Что закончил здесь скитанья
Гордый Лебедь Альбиона, –
Он, гонимый непреклонно
Из земли своей исконной,
Рассекая ураган,
Плыл к тебе, и Океан
Приютил здесь беглеца,
Радость, окрылив певца,
Песней взмыла, перекрыв
Бури громовой порыв.
О, Поэзии Река,
Щедрая во все века,
С незапамятных времен
Ты текла сквозь Альбион
И доныне не щадила
Славные певцов могилы,
Отчего скорбишь ты ныне
О любимце на чужбине;
Город рабский, словно тучей
Омрачавший дух летучий,
Город мертвецов, ответь,
Чем воздашь ему за честь;
Как Гомер бессмертной тенью
Осенил Скамандр, забвенью
Преграждая путь, Шекспир
Эвон озарил и мир,
И божественная сила
Смерть навеки победила,
Как любовь Петрарки ныне
Пламенеет здесь, в долине, –
В негасимом этом свете
Обретает мир бессмертье, –
Так тебя, поэта кров,
Будут славить средь веков,
Как Свобода окрыленно,
Ввысь летит вдоль небосклона
Солнечная колесница:
Разрушается граница
Меж долиной и холмами,
Словно свет вселенский, пламя
На венецианских башнях –
Отблеск доблестей вчерашних.
Падуя блистает славой,
Восставая многоглавой
Многолюдною пустыней
В ослепительной долине,
Полной зреющих хлебов, –
Скоро в житницы врагов
Пересыпят их крестьяне,
А волы, как на закланье,
На телегах, полных дани,
Словно горы, повлачат
Цвета крови виноград,
Чтоб забылся буйным сном
Кельт, упившийся вином.
Меч не предпочли серпу,
Чтоб скосить господ толпу, –
Что посеешь, то пожнешь,
Приготовь для жатвы нож,
Силу силой уничтожь,
Скорбный край, – что ж, собирай
Свой кровавый урожай.
Горько, что не в силах разум
И любовь покончить разом
С самовластьем – кровью лишь
Пятна рабства удалишь.
В Падуе на площадях
Карнавальных сея страх,
Мать и Сын, немые гости,
Смерть и Грех играют в кости,
А на карте – Эццелин,
И теряя ставку, сын
Впал в неистовство, а мать,
Чтобы сына обуздать,
Обещала хлопотать
Пред австрийскими властями,
Чтоб над этими полями
До гряды альпийских гор
Властвовал он с этих пор,
Став наместником, – и Грех
Рассмеялся, этот смех
Лишь ему присущ, и вот,
Сын и мать за годом год
Укрепляют власть господ
Кровью и кровосмешеньем,
Так расплата с преступленьем
Неразлучны, перемены
Время так несет бессменно.
Падуя, сошел на нет
В ярких залах знанья свет,
И коварный смутный след,
Словно метеор, маня,
Гаснет над могилой дня.
В оны дни под эти своды
Шли паломники-народы,
Светоч твой сиял во мгле
На холодной злой земле, –
Но зажегся в мире ныне
Новый свет, а ты в пустыне:
Деспот грубою пятой
Затоптал огонь святой.
Как в глухой сосновой чаще
Огонек, едва горящий,
Гасит лесоруб норвежский,
Но огонь змеится дерзкий
Огненными языками,
И взревев, коснулось пламя
Свода сумрачных небес,
Озарен безбрежный лес,
Лесоруб простерся в страхе, –
Точно так лежать во прахе,
Тирания, будешь ты:
Ты с надменной высоты
Смотришь на пожар вдали –
Сгинь же в прахе и в пыли!
Полдень снизошел осенний
Припекает зной последний,
Дымки зыбкая вуаль
Мягко застилает даль:
Приглушенное сиянье,
Свет и цвет, благоуханье,
Все смешалось, воздух мглист,
Запотевший аметист
Так сияет иль звезда
В беспредельности, когда
Разорвет небес покровы.
Виноград навис багровый
Над безветренной пустыней,
А вдоль башни сизо-синей
Взмыла дикая лоза
Строем копий в небеса.
На листве – кристаллы слез,
Здесь прошел дитя-Мороз
Легкой утренней стопой,
И размытою чертой
К югу от немой равнины
Громоздятся Апеннины,
Словно острова в оливах
Средь просторов молчаливых,
И покрытые снегами
Вознеслись над облаками
Альпы, будто грея склоны, –
И тогда в мой истомленный
Дух, что замутил родник
Этой песни, вдруг проник,
Снизошел обман святой:
Пусть любовью, красотой
Вечно будет мир согрет,
Да прольется Горний Свет
Музыкой, душой нетленной
Иль моей строкой смятенной
В одиночество вселенной!
Полдень надо мною – вскоре
Встречу вечер на просторе –
Выйдет с юною луной,
Неразлучной со звездой,
С той наперсницею, чей
Свет становится теплей
В блеске солнечных лучей.
А мечты утра, взлетая,
Как ветров крылатых стая,
Покидают островок.
Одиночества челнок
Поплывет к страдальцам вскоре,
И старинный кормчий-Горе
Правит в горестное море.
Есть, должно быть, и другие
Островки среди стихии
Жизни, Горя и Страданий, –
В том бездонном океане,
На седых волнах взмывая,
Вьется светлых духов стая,
Иль, быть может, на скале
Ждут они меня во мгле:
Через миг расправят крылья,
И челнок мой без усилья
В гавань тихую войдет, –
Вдалеке от всех невзгод,
Боли, страсти и грехов
Обрету цветущий кров:
Средь лощин, долин, холмов
С теми лишь, кого люблю я,
Буду жить, любви взыскуя,
Слушать море, гул ветров
И дыхание цветов.
Будет наша жизнь светла,
Но, быть может, духи зла,
Осквернить стремясь приют,
Толпы темные нашлют, –
Эту злобу усмирят
Тихий свет и аромат,
И возвысится душа –
Ветры, крыльями шурша,
На нее прольют бальзам.
Гимны посвящая нам,
Звучно зарокочет море,
И его дыханью вторя,
Вечной музыкой в тиши
Стих прольется из души,
И любовь дыханьем жизни
В этой радостной отчизне
Уничтожит зависть, страсти,
Воцарится братство, счастье,
И земля, к любви готова,
Станет молодою снова.
1818
Перси Биши Шелли
Ода Небу
Первый дух:
Край безоблачных ночей,
Кладезь золотых лучей,
Вечный купол над вселенной,
Был и будешь та всегда,
Беспредельный свод нетленный,
Дом извечных Где, Когда,
Дивный храм, дворец дворцов,
Всех времен обитель, кров
Дел грядущих и веков!
Землю к жизни ты воззвал,
Свет великой жизни дал
Сонму звезд в бездонных безднах,
И косматые планеты
Носятся в пучинах звездных,
Ты зажег миры, планеты,
Пламень солнц в ночной стихии,
Блещут луны ледяные
И светила огневые.
Даже имя твое свято,
Небо, Свет и отблеск света
Вышнего, где, как в зерцале,
Отразился человек,
И тебя обожествляли
На земле за веком век
Люди, преклонив колени, –
Сгинут боги, поколенья,
Ты один избегнешь тленья!
Второй дух:
Юных разумов приют,
Их мечты к тебе прильнут,
Словно мошки льнут к стеклу,
Ослепленные зарницей, –
Старый мир сойдет во мглу,
Воссияет над гробницей
Новым светом мирозданье
И твое затмит сиянье,
Как былой мечты мерцанье.
Третий дух:
Мир! Ты хаосу смешон,
Ты из атома рожден –
Что есть Небо? И что – ты?
Что есть солнца и светила?
Вас на миг из пустоты
Создала благая Сила –
Пыль среди пучин смятенных,
Словно капли в тонких венах,
Промелькнете во вселенных!
Что есть Небо? Сфера, свод –
Росы на заре прольет,
И, раскрыв глаза, цветок
В мире непостижном зрит
Раскаленных солнц поток
В беспредельности орбит –
Миллионы звезд, планет,
Оставляют зыбкий след,
И, мерцая, гаснет свет.
1819
перевел Ян Пробштейн
среда, 5 августа 2009 г.
вторник, 4 августа 2009 г.
Эмили Дикинсон
СВИДЕТЕЛЬСТВО БЕССМЕРТИЯ: ЭМИЛИ
ДИКИНСОН
(1830-1886)
(1830-1886)
Эмили Дикинсон
опубликовала при жизни только 8 стихотворений, да и то под псевдонимом. Писала
же стихи она всю жизнь, вернее даже не писала, а записывала их на всем, что
попадалось под руку – на обороте счетов, деловых бумаг, использованных
конвертов. Однако после смерти Эмили младшая сестра Лавиния, с которой та
прожила всю жизнь, обнаружила ларец с переплетенными тетрадками по 6-8 листов,
в каждой из которых было по 18-20 переписанных набело стихотворений,
расположенных в определенном порядке. Как пишет известный литератор того
времени, главный редактор журнала «Атлантик», влиятельного и поныне, Томас
Хиггинсон, она писала исключительно для себя, в стол. Гораздо больше чем
публикация стихотворений ее волновал вопрос: "Есть ли в моих стихах
жизнь?"
Многие, и прежде всего друг семьи, жена
профессора Мэйбл Тодд, считали Эмили дилетанткой. В первом посмертном издании
Тодд и Хиггинсон пытались исправить “огрехи стихосложения”, в частности, рифмы,
столь раздражавшие тех, кто был воспитан на классических стихах, синтаксис и
пунктуацию, в особенности, обилие тире, столь несвойственное английскому языку
и – самое главное – гениальное по своей неожиданности словоупотребление,
которое, естественно, разительно отличалось от общепринятого. Эти “исправленные
издания” 1890-1896 гг. впоследствии пришлось изрядно редактировать, возвращая
стихам изначальный вид.
Она вела странный образ жизни,
носила одежду только белого цвета и последние 15-20 лет не покидала пределов
дома, став при жизни своего рода легендой, мифом городка Эмхерста в
Массачусетсе. В предисловии к первой книге стихотворений Дикинсон Томас
Хиггинсон называет ее затворницей и сравнивает с Ундиной, Миньоной и Феклой.
Тем не менее, когда отец как казначей колледжа Эмхерст устраивал ежегодный
прием и приглашал всех видных людей города, Эмили вела себя столь естественно и
непринужденно, что, по словам того же, Хиггинсона, трудно было предложить,
насколько уединенный образ жизни та вела.
Она никогда не была
замужем и прожила всю жизнь в доме, где родилась (кстати, дед поэтессы был
одним из основателей колледжа). Однако исследователи называют по крайней мере
три адресата ее любовной лирики – священника Чарльза Уодсворта, редактора
газеты “Спрингфильд Рипабликан” Сэмюэля Боуэлса и судью Отиса Лорда, блестяще
образованного человека, приятеля отца и политического деятеля, впоследствии так
же, как и отец Эмили Дикинсон, избранного в Конгресс США. Стихи Эмили Дикинсон
о любви настолько насыщены и обнажены, что многие не без оснований говорят, что
побудительным мотивом их создания была несчастная любовь. Вообще говоря, все,
что делала, говорила и писала Эмили Дикинсон было столь интенсивно, что многие,
как например, Томас Хиггинсон, не выдерживали такого напряжения. “Я никогда не
общался с кем-либо, кто бы так сильно поглощал мою нервную энергию. Не
прикасаясь, она буквально выкачивала ее из меня”, – писал Хиггинсон своей жене
после личного знакомства с Дикинсон в августе 1870 г. Много лет спустя, уже
после смерти Дикинсон, он писал в журнале, вспоминая первую встречу с ней: “Я
был безусловно поражен столь чрезмерным напряжением и ненормальной жизнью.
Возможно, со временем мне удалось бы преодолеть эту чрезмерность в общении,
которая была навязана ее волей, а не моим желанием. Я был бы, конечно, рад
низвести его до уровня простой искренности и дружбы, но это было отнюдь не
просто. Она была слишком загадочным для меня существом, чтобы разгадать ее за
час разговора”. (Здесь и далее перевод писем Дикинсон мой – Я. П.)
Она росла живой и общительной
девочкой, очень впечатлительной, несколько неуравновешенной и немного экзальтированной.
Мать была занята собой, и Эмили общалась в основном с подружками, старшим
братом Остином, младшей сестрой Лавинией, и – друзьями отца. Отец был известным
адвокатом, политическим и общественным деятелем – членом попечительного совета
и казначеем колледжа Эмхерст, а впоследствии конгрессменом. Читал же он
“серьезные и суровые книги”, как писала Эмили, поскольку был при этом истово
верующим пуританином кальвинистского направления. Она получила неплохое образование, поступила в
колледж Маунт Холиок, но проучилась там всего год и вернулась домой, не
выдержав жизни вдали от дома. На этом ее формальное образование закончилось.
Хотя Эмили Дикинсон и писала в
первых письмах к Хиггинсону в апреле 1862 г., что до зимы того же года сочинила
всего одно-два стихотворения, писать стихи она начала гораздо раньше, но,
вероятно, все созданное ею до 1862 г. просто не удовлетворяло ее.
Действительно, некоторые из ранних ее стихов довольно банальны по мысли и по
форме, однако пронзительные строки были уже в них. Среди поэтов, наиболее
близких ей, Дикинсон называет Китса, Роберта и Элизабет Браунинг, из прозы
выделяет Раскина, Томаса Брауна и – Откровение Иоанна. Китс безусловно был
близок ей своим обожествлением красоты. На вопрос Хиггинсона, знакома ли она с
творчеством Уитмена, Дикинсон отвечает, что Уитмена не читала, но слышала, что
стихи его неприличны. Стало быть, окружение Дикинсон, не признававшее стихи
самой Эмили, отвергало и ее гениального современника. Даже удивительно, что из
столь добропорядочной, кальвинистско-пуританской, адвокатско-академической
среды Новой Англии могла явиться гениальная поэтесса с такой независимостью
суждений. Быть может, в этом кроется одна из причин того, что Дикинсон отошла
от общества и замкнулась в себе. Более того, она добилась у своего пастора
разрешения не посещать церковь по субботам (вещь немыслимая для пуритан), а в
стихах ее слышны богоборческие мотивы. У
нее был глаз художника, созерцательная натура и возвышенная душа. Даже в
письмах Дикинсон видны и необычность ее мировосприятия, и яркость ее натуры, а
главное – поэзия рвется из каждой строки. Как писала Мэйбл Тодд в предисловии к
стихам Дикинсон, в письмах Эмили – не только музыка поэзии, но нередко
встречается даже рифма. И это заставляет русского читателя провести параллель с
Мариной Цветаевой. Близки они верой в
свое избранничество, в то, что истинный поэт выражает дух языка и народа (на
Дикинсон повлияло, несомненно эссе Эмерсона «Поэт», в котором тот писал, что поэт
— цельный человек, представитель и выразитель всего народа: «Поэт — выразитель
[букв. «the sayer» — говоритель или сказатель], нарекатель [букв. «the namer —
даватель имен] и представитель красоты»[1]).
Близки они также интонацией и синтаксисом. Тем не менее, различий между
Дикинсон и Цветаевой больше, чем сходства. Если у Цветаевой — языковая роскошь,
интенсивность, даже раскаленность чувства, то у Дикинсон — раскаленность,
насыщенность и бесстрашие мысли при полном отстранении, самоиронии (даже на собственную смерть она смотрит
иронично), выраженными скупыми языковыми средствами. «Моя поэзия бедна (или
скупа)», — говорит Дикинсон, употребляя английское слово “frugal”.
“Так разум погружен в себя – не в силах
различать – спросить же некого. Коль думаете – что дышит он (стих) – и досуг
найдете мне сказать о том – моя признательность не будет мешкать. Когда я
допустила ошибку – и Вы не побоитесь указать ее – я буду лишь искренне уважать
– Вас”, – пишет она Хиггинсону в одном из первых писем к нему. После того, как
он нашел ее стихи неорганизованными и хаотичными (совсем как Ходасевич в
рецензии на “Молодца” Цветаевой), она отвечает: “А в этих (стихах) – больше
порядка? Благодарю Вас за Правду. У меня не было Царя, а сама я управлять не
могу, и когда пытаюсь стать организованной – моя маленькая мощь взрывается – и
я обнажена и обуглена. Кажется, Вы назвали меня “Своенравной”. Поможете ли
исправиться? Полагаю, что гордость от которой захватывает Дух в Сердцевине Чащи
– не Гордыня. Вы говорите, что я признаюсь в мелких ошибках и забываю о крупных
– Ибо могу разглядеть правописание – а Невежества не вижу – вот приговор моего
Наставника”.
Она впитывала в себя мироздание, как
губка, и все глубже погружалась в него, стремясь найти ответы на глубинные
вопросы бытия. Не случайно поэтому Хиггинсон, к сожалению посмертно, воздал
поэтессе должное и в предисловии к первой книге Дикинсон сравнивал ее поэзию с
творчеством гениального английского поэта-провидца Уильяма Блейка. Время,
пространство, космос, мироздание, жизнь, смерть и вечность – круг тем, к
которым она возвращалась постоянно.
Первое же посмертное издание стихов
Дикинсон, отредактированное и опубликованное Мейбл Тодд и Хиггинсоном скорее по
просьбе Лавинии, нежели из понимания гениальности и значительности созданного
поэтессой, разошлось необыкновенно быстро. Из ларца извлекли другие тетради,
были изданы вторая и третья книги, затем свели их в один корпус, стали собирать
стихи, щедро разбросанные Эмили в письмах к друзьям, и вновь редактировали и
переиздавали. «Исправили» и все своеобразие
ее ассонансных и диссонансных рифм, неправильности синтаксиса, и главное — ее
пунктуацию, где основным знаком было тире, заменявшее ей и запятые, и точки:
рукопись ее похожа на музыкальную партитуру, где тире указывает на паузы и
цезуры.
Так продолжалось до
1955 г., когда крупнейший исследователь творчества Дикинсон Томас Джонсон издал
ее стихи в первоначальной редакции. Вот уже более 100 лет стихами Дикинсон
зачитывается весь англоязычный мир, но слава ее давно перешагнула языковые
рубежи. На немецкий ее стихи переводил Пауль Целан. Стихи ее мощно притягивают
силой духа и мысли, завораживают искренностью и необычностью. Ассонансными и
диссонансными рифмами, которые казались современникам неуклюжими, Дикинсон
предвосхитила пути развития англоязычной поэзии ХХ века, в частности, рифмы Йейтса,
Дилана Томаса и Сильвии Плат. Стихи Дикинсон до сих пор актуальны в
англоязычной поэзии до такой степени, что такие непримиримые противники, как
традиционалист Гарольд Блум в «Каноне Запада» и постмодернист Чарльз Бернстин,
один из лидеров языковой поэзии (L=A=N=G=A=U=G=E),
сходятся в признании ее необычного видения мира и гениальности ее мысли. Блума восхищает
насыщенность стиха Дикинсон мыслью и неповторимая парадоксальность самой этой
мысли. Как пример, Блум цитирует стихотворение под номером 761, датированное
приблизительно 1863 г., когда поэтессе было 32 года. Привожу для точности
подстрочный перевод:
От Пробела к Пробелу —
Путем Бесследным
(без нити)
Толкаю Механические
стопы —
Остановиться — или
погибнуть — или идти вперед —
Равно безразлично —
Если я выиграю в
конце,
Он заканчивается вне
пределов
Выявленных
неопределенностей —
Я закрыла глаза — и
шла наощупь —
Зорче — быть Слепой
—
Вот
попытка передать это в стихотворной форме:
К Пробелу от
Пробела —
Без Нити
Путь —
Я ставлю
механически стопу —
Чтоб стать —
погибнуть — иль шагнуть —
Не важно мне
ничуть.
Когда бы
преуспела —
Была бы вне
предела
Всех
невозможностей —
Закрыв глаза
— наощупь шла —
Слепые зрят
ясней —
1863
Блум вспоминает нить
Ариадны, «Нору» Кафки, слепоту Мильтона. Однако если слепота Мильтона была
вынужденной, то у лирической героини Дикинсон — ее собственный выбор для того,
чтобы перестать видеть пустоту, ибо явными становятся лишь неопределенности.
Блум цитирует Эмерсона говорившего, что руины или пустота — это отражение
нашего собственного зрачка.[2]
Бернстин цитирует стихотворение найденное в письме к жене брата Сьюзан:
1563
Убогий дар, ущербность слов
Расскажут сердцу
О Ничто —
«Ничто» — та сила, что
Мир обновит с основ —
ок. 1883
В интервью
лондонскому журналу «Вульф» Бернстин говорит о том, что другое изречение
Дикинсон: «Разве вы не знаете, что 'Нет' — самое яростное слово» — всегда было
его девизом. Поэзия бедна, убога, это —
частное дело, поэзия не служит для достижения каких-либо целей…Моя поэзия —
домашняя ( частная), непритязательная, (странная, сварливая, низкая)…». В
итоге, Бернстин едва ли не приходит к такому же взгляду на поэзию Дикинсон, что
и Блум: «Я интерпретирую поэзию Дикинсон ближе всего к отрицательной
диалектике. Ничто в смысле — не что-то одно: варианты вокруг пустого центра.
Услышать о ничто — значит стать лицом к лицу с утратой, отчаяньем, скорбью;
невосполнимым. Ничто не восстанавливает мир. Восстановление — это опять-таки
нечто другое. Сотворить заново. Обновить», — говорит Бернстин цитируя девиз
Паунда.[3]
Один из моих коллег,
профессор-медиевист, специалист по Шекспиру, метафизической поэзии и Мильтону,
не так давно заявил: «У Дикинсон 1600 стихотворений, полторы тысячи из которых
о смерти». Во-первых, странно было слышать подобное от человека, который преподает
английскую литературу от Чосера до Мильтона (его излюбленный поэт). Во-вторых,
стихи Дикинсон не столько о смерти, сколько о преодолении бренности, наполнении
смыслом жизни, что как раз сближает ее с английскими метафизиками и Блейком. В
этом смысле, можно сказать, что основная тема Л. Толстого — смерть, причем даже
в гораздо большей степени, чем у Дикинсон.
Стихи Дикинсон давно переводят на русский
язык. Из поколения в поколение как профессиональные переводчики, так и
любители, навсегда завороженные ее стихами, пытаются передать их по-русски, как
впрочем, и на многих других языках. Одной любви, однако, далеко недостаточно –
требуется не только виртуозное владение словом, ритмом и рифмой, чтобы передать
кажущуюся простоту и очарование стихов Дикинсон, но и умение отказаться от
находок, от эффектности, уводящей от смысла и замысла. И – если не соразмерный
поэтический дар, – то хотя бы определенная мера таланта. Неудачи постигали и
маститых переводчиков – Веру Потапову (1910-1992), Ивана Лихачева (1904-1973),
который попал в ритмическую ловушку и пытался эквиметрично перевести стихи
Дикинсон сочетанием четырехстопного и трехстопного ямба с мужскими рифмами, то
есть с ударением на последнем слоге (восходящее в английском языке к гимнам
Айзека Уоттса, английского поэта-протестанта XVII в. Бенджамин Франклин переиздал книгу гимнов Уоттса в
Америке). То, что в английском было новаторством — отказ от пятистопного ямба,
который преобладал в англоязычной поэзии, оказалось ритмической пошлостью на
русском – нечто напоминающее “классическое” советское стихотворение: “Рабочий
тащит пулемет, / Сейчас он вступит в бой”. Бывали и другие крайности:
выдающаяся переводчица Вера Маркова (1907 – 1995), произведшая настоящий
переворот в переводе японских стихов на русский, сделана и ритмику и рифму Дикинсон
изощренной по форме и упрощенной, даже банальной по мысли. Вообще в советское
время считалось, чтобы стихи хорошо звучали по-русски, а для этого нужно было
прояснить смысл, пригладить и рифму, и синтаксис, и словоупотребление. Кто-то не так давно заявил, что поэзия
Дикинсон в какой-то мере похоже на поэзию Пастернака. Больших антиподов трудно
представить даже по отношению к природе, к жизни, не говоря уже о
метафорическом видении мира, изощренности звука, образа. Дикинсон — об избранничестве и аристократизме
(и в этом — она антипод Уитмена, хотя в другом у них немало общих воззрений,
восходящих к философии Эмерсона и американского трансцендентализма). Дикинсон
никогда бы не воскликнула: «Сестра моя — жизнь». Для нее истинное бытие,
бессмертие, начинается только после ухода из этого мира, но и на жизнь, бренное
бытие, она смотрит иронично: докучливая муха летает между мной и Царем,
жужжит». В своей предсмертной записке она написала: «Призвана назад» (“Was called back”).
Перевод в принципе –
вещь невозможная, а перевести целую книгу стихов Дикинсон невозможно вдвойне –
столь редки бывают удачи. Достичь глубины прозрений минимальными выразительными
средствами, отказаться от украшений, красноречия, вместо этого сделать стих шероховатым — задача не из
простых. К идеалу можно лишь стремиться.
В те годы, когда все, переводившие с
английского, были увлечены Дикинсон (так же, как с немецкого — Рильке) в
семинарах, которыми руководили В. В. Левик, Арк. А. Штейнберг, Э. Г. Ананиашвили,
я Дикинсон не переводил. Начал же переводить только тогда, когда я начал
преподавать Э. Дикинсон, причем и это сделать было непросто, поскольку стихи
Дикинсон трудны для понимания, не поддаются интерпретации, точнее, возникает
большой соблазн упростить ее мысль, сделать ее более доступной. На мой взгляд,
перевод некоторых стихов Дикинсон наиболее удался Александру Величанскому
(1940-1990), прекрасному поэту, замечательному переводчику (в том числе и с
греческого, который он знал с детства), но долгие годы известному лишь по
стихам “Под музыку Вивальди”, положенным на музыку супругами Никитиными, и
Аркадию Гаврилову (1931-1990), которому очень мало удалось опубликовать при
жизни, но в посмертно изданной книге “Избранного” (М., 1993) переводы из Эмили
Дикинсон представлены довольно полно и в целом удачно. Переводы всех указанных
переводчиков, равно как и переводы О. Седаковой, Т. Стамовой, Г. Кружкова и
многих других, включая автора этих строк, вошли также и в недавно вышедший том
«Стихотворения. Письма» Эмили Дикинсон в серии «Литературные памятники» (М.,
Наука, 2007), основной корпус которого состоит из переводов Арк. Гаврилова,
подвижника, всю жизнь, посвятившего творчеству Эмили Дикинсон. Примечательно,
что у стихов Эмили Дикинсон нет
названий, вместо этого они пронумерованы, что соблюдается ныне не только всеми
издателями, но и переводчиками.
Ян Пробштейн
Эмили Дикинсон (1830-1886)
2*
Другое
небо есть,
Прекрасно,
безмятежно,
И
там другой восход,
Пусть
даже мрак кромешный;
Да
не смутят тебя
Увядшие
леса —
Вот,
Остин, мой лесок
—
Вечнозелен
возрос;
Всегда
мой светел сад,
Не
вхож сюда мороз,
Цветы
не увядают,
Светло
жужжит пчела,
Прошу
тебя, мой брат,
Приди
ко мне в
мой сад.
1851
33*
Когда
бы вспомнить значило
б забыть,
Все
стерла память моя.
Когда
забыть Вас значило
бы вспомнить,
Почти
забыла я.
Когда
б отрадой скорбь
была,
Была
б весельем грусть,
Блаженны были
б пальцы,
Что
всё собрали в
горсть!
Ок.
1858
46*
Живу
обет храня.
Не
призвана пока
—
Смерть не приметила меня.
И
с Розою в руках
Я
вновь клянусь
Любой Святой Пчелой
И
Маргариткой на
Холмах
И
Воробьем на
мостовой.
Я
и Цветущий Май —
Пересекутся вновь
Обет
Её и мой.
Ок.
1858
47*[4]
Сердце,
давай забудем его
Мы
до скончанья лет!
Ты,
быть может, забудешь
Тепло —
А
я позабуду Свет!
Чтоб
из мыслей мне
легче его изгнать,
Как
забудешь, молю, дай знать
–
Поспеши,
не то, пока
мешкаешь ты,
Я
вспомню его опять!
Ок.
1858
Эмили
Дикинсон
182
Если
не будет меня
в живых,
Когда
птицы слетятся к окошку,
Красногрудой
малиновке дай
Поминовенья
крошку.
Коль
спасибо сказать не смогу,
Окутана
снами,
Знай,
что пытаюсь благодарить
Гранитными
устами.
Ок.
1860
Эмили
Дикинсон
185*
Прекрасное
изобретенье –
Вера для зрячих
Мужей,
Но
барахлят микроскопы, когда
Они
всего нам нужней.
Ок.
1860
Эмили
Дикинсон
191*
Не
хранят Небеса тайны! –
Выбалтывают
Холмам —
Холмы
нашепчут Садам —
А
те — Нарциссам случайно.
А
если подслушать случится
Их
пролетевшей птице –
А
я насыплю птице
зерна –
И
все мне расскажет
она?
Однако
не стоит Секреты
Знать
мне такие вовек
–
Когда
Аксиома – Лето,
Отчего
так волшебен Снег?
Сохрани
свою Тайну, Боже!
Узнавать
не пытаюсь даже,
Как
живут Небожители
В
Сапфирной Твоей Обители.
Ок.
1860
Эмили
Дикинсон
199
«Жена»! — Покончила
С тем, чем была —
Я — «Женщина»! — Царица —
Так безопасней мнится —
Жизнь Девушки — как в странном
Затмении туманном —
С Небес сейчас взирая
Так Землю зрят из Рая —
В том утешенье что-ли
От прошлой боли —
К чему сравненья впрочем?
«Жена»! — С иным покончим!
214
Я из Жемчужной
Кружки
Спешу напиться
вволю —
Нет в погребках
на Рейне
Такого
Алкоголя!
Я упилась Росою
И Воздухом
пьяна —
И льется в рот
струею
Небес Голубизна
—
За дверь
«Хозяин» гонит
Упившуюся
Пчелку —
И бабочки все в
стельку —
Вхожу во вкус я
только!
Рвут Серафимы
Шляпы —
Святые к Окнам
Мчась —
Глядят, как та
Пьянчужка
О Солнце
оперлась.
217*
Спаситель,
не к кому
воззвать –
И
потому тебя тревожу –
Я
– столь забытая тобой –
Меня
ты помнишь, Боже?
Не
о себе прошу,
Господь, –
Так
легковесна эта плоть
–
О
Сердце – царств огромней –
Не
удержать его мне
–
В
себе лелеяла, пока
Не
стала Ноша мне тяжка,
Но
странно: не легчает
Ноша –
Тебе
не тяжко, Боже?
Ок.
1861
Эмили Дикинсон
225*
Иисус!
твоё Распятье
Позволило
узнать о
Всех
малых сих!
Иисус!
второй твой Лик
В
Раю напомнит вмиг
О
нас — других!
Ок.
1861
226 *
Утонешь
в море ль
на виду —
Иль
на беду —
Под
Солнцем впредь
Ты
встретишь смерть —
И
в двери Рая
тщетно
Стучишься
безответно —
Я
Бога изведу
Пока
тебя не впустит
он!
1861
Эмили Дикинсон
266*
Эта
земля — Закатом омыта
Вот
— берега Жёлтого моря —
Восстал
откуда, куда летит он
—
Западом
Тайна эта сокрыта!
Ночь
за ночью
Багряные
бриги
Сгружают
на берег Груды
Опалa —
На
Горизонте застыли Купцы —
Миг
— и как Иволог
их не стало!
Ок.
1861
Эмили Дикинсон
279*
Струны
жизни моей натяни, Господь,
И
буду готова в
путь,
Только
дай на твоих
лошадей
Напоследок
взглянуть,
С
той стороны, где
меньше трясет –
Чтоб
не упасть – посади
–
Ибо
должны мы ехать
на Суд –
И
спуск крутой впереди.
Однако
море меня не
страшит,
Не
боюсь высоты крутой –
Вечной
скачкой скованы мы навек
–
Выбранной
– мной и Тобой.
Попрощаюсь
с жизнью прошлой
своей
И
с миром, знакомым
мне,
Поцелуй
холмы за меня
хоть раз –
И
в путь я
готова вполне!
Ок.
1861
Эмили
Дикинсон
288
Я
— Никто! А ты кто?
Тоже, как я, Никто?
Тогда нас двое! Не болтай,
Не то попадем в рекламу!
Как тоскливо быть Кем-то!
Лягушкой все лето
Толпе почитателей Имя свое —
Квакать на все Болото!
297*
Это
как свет –
Безыскусное
Восхищенье —
Как
пчел гуденье —
Как
бессмертное пенье —
Словно
лесные чащи —
Или
— Сквозняк домашний —
Невыспрен
— но молчаливо
Сгибает
могучие Древа.
Это
— как Утро – лучше,
Когда
его пережили —
И
Часы Вечности —
День
возвестили.
Ок.
1861
Эмили
Дикинсон
301*
Жизнь
коротка земная,
Страданье
вечно, знаю —
Не
минет никого,
Но
что с того?
Мы
смертны, полагаю
И
Немощь никого
Не
пощадит, я знаю,
Но
что с того?
На
Небе, полагаю,
Нас
доля ждёт иная
—
Воздастся
всем за все
—
Но
что с того?
Ок.
1862
303*
Избрав
особенное Общество,
Душа
закроет Дверь –
Не
переступит Круг божественный
Никто
теперь –
Не
вызовут ее волненья
Кареты
у Ворот –
Хоть
Император на колени
Пред
ней падет –
Единственного
из народа
Лишь
изберет
И
будет с прочими
– на годы –
Как
Лед –
Ок.
1862
Эмили
Дикинсон
305*
Между
Отчаяньем и Страхом
Различие
— как меж Мгновеньем
Когда
корабль застыл пред Крахом
И
Кораблекрушеньем —
Спокоен
и недвижим Разум
—
Он
удовлетворен —
А
Страх глядит ослепшим Глазом
И
знает, что не
видит он —
Ок.
1862
345*
Забавно
— быть Столетием —
И
наблюдать Людской Поток —
Смеялась
бы до смерти
я —
Не
столь я сдержанна,
как Бог —
Хранит
Он тщательно все
Тайны —
Когда
б признался Он
случайно —
Что
виноват, то Шар
Земной
Стал
от огласки б
сам не свой
—
Ок.
1862
Эмили
Дикинсон
412
Читала
предложение —
Я приговор по
строчке,
Чтобы ошибок не
было,
Чтоб выверить
до точки —
Манеру, дату,
стыд —
Благочестивый Вид
—
Что «Бог Душе
дарует милость»
Что и вердиктом
подтвердилось
Присяжных
—ознакомила — чтоб быть ей наготове
Я Душу — чтоб
Агония не оказалась внове,
Чтоб как друзья
со Смертью —
Как будто под
венец —
Сошлись бы
честь по чести —
И Делу был
Конец —
ок. 1862
465
Жужжала Муха —надо мной—
Когда я умирала —
Тишь в комнате была такой —
Как пред девятым валом —
Глаза вокруг — сухи без слез —
Все жестче вздохи, а потом
Как бы порывом Шквала —
Сам Царь явился в Дом —
Все, что возможно, завещала
И раздала себя частицы —
А после Муха Зажужжала
И не замедлила вклиниться —
Своим неясным синим Гулом —
Меж мной и светом впредь—
И отказали Окна — я
Не видела, куда смотреть —
ок. 1862
478
А ненавидеть было
Мне Недосуг —
Мешала Мне Могила —
А Жизнь не так длинна
Чтоб Я
Вражду смогла закончить в Срок —
Мне было некогда Любить —
Но так как
Трудиться надо тут
Подумала —
Что был Велик
Любви тот Малый Труд —
510*
Я
встала – то не
Смерть была
Ведь
Мертвецы лежат всегда —
Не
Ночь была – Колокола
О
Дне твердили мне
тогда.
И
не Мороз – по
телу полз
Сирокко
– духом теплым вея –
Не
Жар – прохладен был Алтарь
Под
Мраморной стопой моею —
Но
все, казалось, было
разом,
Ибо
Тела передо мной
Лежали
в Траурном убранстве,
Напомнив
обо мне самой
–
Как
бы отрезав, жизнь
мою
Закрыли
в рамку – чтоб
вздохнуть
Ключ
нужен – Рамку отпереть –
Была
как будто Полночь,
ведь
Застыло
тиканье, движенье
И
лишь уставилось Пространство-
Нет
– лютый Хлад – Рассвет осенний
Как
бы сковал Земли
биенье –
А
ледяной Хаос Бессонный
Не
оставлял Земле на Милость
Или
на Жалобу Надежд
–
В
Отчаянье – На Справедливость.
Ок.
1862
Эмили
Дикинсон
528*
Моя
– Избранья по Праву,
Моя
– Королевской Печатью,
Моя
– Клеймом тюрьмы Кровавой –
Тюрьме
не совладать с
ней,
Моя
– Властью Прозренья и Вето,
Моя
– Могилы Властью –
Пожалована
мне она –
Безумства
Хартия –
Моя
– пока Веков
Хищны
объятия!
Ок.
1862
Эмили
Дикинсон
540*
Я
с Миром вышла
сразиться –
В
Кулак собрала всю Волю
–
Крепка
Давида Десница –
Я
же смелее вдвое.
Метнула
я Камень, но
вмиг –
Сама
сражена была –
Голиаф
ли был так
велик –
Или
я была – так
мала?
Ок.
1862
Эмили
Дикинсон
542
Проснуться не было Причин —
Все Лучшее во мне — спало —
И Утро вежливостью новой
Все ж добудиться не смогло —
Но ясно позвало — других —
Проникнув к ним сквозь Шторы —
Когда просплю — стучись ко Мне—
Но вспомни — Утро — в эту пору —
Я на Рассвет взглянула — Раз —
Затем я глянула на Них —
И возмечталось мне тотчас —
О том же и в пределах сих —
Таким просторным был Покой —
Что трудно вздох сдержать — Саббат[5]
—
Уже и Звон Колоколов
Отставлен — Целый день — Закат —
Мне Платье нужно бы надеть —
Молитву я с собой взяла —
Единственное Одеянье, ведь —
Усилье — и я Там была—
ок. 1862
543*
Страшусь
того, чья речь
бедна —
Безмолвных
опасаюсь —
Я
заболтаю болтуна—
Поспорю
с краснобаем —
Того
ж, кто взвешивает
Слово
Когда
все расточают вмиг
—
Да,
я боюсь
такого —
Страшусь,
что он Велик
—
Ок.
1862
Эмили
Дикинсон
617
Не прячь Иголку с Нитью —
Когда засвищут Птицы —
Тогда и начну Шить я —
Ровней Строка ложится —
Эти — вкось, глаз глядел криво —/ влево
Когда разум зрит прямо —
Швы мои достойны Королевы —
Не постесняется Дама —
Рубцов изысканны строчки—
Узелки незримы
И пунктирны точки —
А складки неуловимы
Оставь Иголку в шитье —
Как мои руки шили —
Зигзаги спрямлю везде —
Когда разум в силе —
А пока снится — что шью
Стежок за стежком мне —
Проверь работу мою —
Чтоб верила — шью —и во сне.
1862
618
На отдыхе Душа —
Когда всей Ширью Жизнь
Наносит ей Удар —
Бездельницу Круша —
Работу молит дать —
Хоть детскую — Латать —
Иль заколоть Булавки —
Чтоб Руки ей занять —
ок. 1862
621*
Другого
не просила —
В
другом не отказали
—
Я
предложила Жизнь взамен —
Купец
Великий хмыкнул,
Не
глядя мне в
глаза —
Бразилия?
— сказал — Мадам
Неужто
предложить
Нам
нечего Сегодня Вам?
Ок.
1862
623*
Рано
держать перед Богом ответ
И
поздно – ждать Человека –
Спасенья
в Творении нет
–
Лишь
в Молитве – Надежда
от века.
Как
Рай Небесный прекрасен,
Когда
Земля – из-под
ног,
Как
дружелюбен и ясен
Наш
старый сосед – Господь Бог!
Ок.
1862
624 *
Навек
—из множества Сейчас
—
Не
времени другого —
Лишь
в Бесконечность перейдёт
—
Как
Нахожденье Дома —
Все
Даты замени на
Те —
Всего
пережитого —
Там
растворятся Год и
Час
И
возвратятся Снова
Там
Памятных не будет
Дат,
Не
будет Пауз и Споров
—
Там
каждый Год не
отличим
От
Рождества Христова.
Ок.
1862
Эмили
Дикинсон
625*
Прощанье
было долгим, но
Настал
Вопросов Час
И
Божьего Суда
Второй
— последний раз
Влюбленные
без плоти
Вновь
вместе — в Небесах
—
Что
Честь для них
быть здесь
Читается
в глазах
Нет
Времени Земного
Для
Нерожденных снова
С
той разницей, конечно,
Что
их Рожденье — вечнo —
Была
ль ещё такая
свадьба?
В
Раю — на Небесах
—
Где
Херувим и Серафим
—
Скромнейшие
в Друзьях.
Ок.
1862
626
Только Богу — внятна Скорбь —
Только Богу —
Иеговы не лепечут
В Уши Богу —
Бог-Сын — хранит ее —
Непреложно —
Бог-Духa Честь —
Столь же надежно —
ок. 1862
688
«Речь» — Парламента проказы —
«Слезы» — нервов трюк —
Но Сердце с тяжелейшим грузом —
Застынет вдруг —
1862
712*
Коль
к Смерти я
не смогла прийти,
Кавалер
мой явился в
Карете,
И
вот вдвоём мы
уже в пути,
И
с нами – Бессмертье.
Неспешной
наша поездка была
—
Не
гнал Он напропалую,
И
я отложила досуг
и дела,
Учтивость
ценя такую.
Проехали
Школу, где Детвора,
Забросив
уроки, резвилась,
На
нас глазели Хлеба
в Полях,
За
нами Светило садилось
–
Верней,
оно миновало нас,
Пронзив
росой на закате,
–
На
мне из Шелка
Накидка была,
Из
легкого Газа – Платье.
И
вот – мы у
Дома, который мне
Казался
– Холма не выше
–
Карниз
давно погребен в Земле
–
Едва
заметна Крыша,
Века
пролетели, и каждый
был
Короче
Дня в Пути,
–
И
мне открылось, что
Лошади
Несутся
к Вечности –
Ок.
1863
Эмили
Дикинсон
761
К Пробелу от Пробела —
Без Нити Путь —
Я ставлю механически стопу —
Чтоб стать — погибнуть — иль шагнуть —
Не важно мне ничуть.
Когда бы преуспела —
Была бы вне предела
Всех невозможностей —
Закрыв глаза — наощупь шла —
Слепые зрят ясней —
1863
728
Давай сыграем во Вчера —
Я — школьница — иду я в класс —
А Ты — и Вечность — вместе —
Как Нерассказанный Рассказ —
Свой утоляя Голод
По Словарю давно —
Пила я Логарифм —
Весьма сухое Вино —
Мечты окрасили Сон —
Измениться что-то должно —
Коварен рассвета багрец —
Запрыгает и Слепец —
Застыв пред Жизнью-Яйцом —
Теребя скорлупу-орбиту —
Ты сдвинешь Эллипс — а потом —
Птица падет подбита —
Тускнеют Узы — говорят —
При свете Вольного дня —
Обыденной Свобода
Никогда не была для меня
Последнее благодаренье
Перед отходом ко Сну —
И Чудо при пробужденье
Я в новый День несу —
Коль Жаворонок Небо
На Скорлупу сменяет снова —
Не больше ли, чем Вчера —
Будут гнести Оковы —
Как решетки темницы
Для Человека — Он
Глотнул Свободы Вволю —
И вновь томится обречен —
Господь Оков
И Вольных тоже —
Оставь Свободу
Мне, мой Боже — ок. 1863
791*
Хлеба
щедрый ломоть
Дал
каждой птице Господь,
Мне
уделив лишь крошку.
Есть
не смею, хоть
голодна,
Пусть
мучительна эта роскошь
–
Владеть,
глядеть, прикасаться –
Не
помышляю о большем
В
своем воробьином счастье.
Голод
начнется вдруг –
Нельзя
упустить ни зерна,
Но
столько улыбок вокруг –
Полны
мои закрома.
Что
ж у богатых
в душе –
Каково
графу, радже?
Я
с крошкой – бьюсь
об заклад –
Выше
их во сто
крат.
Ок.
1863
Эмили
Дикинсон
816*
Тех
к Жизни пробуждает
Смерть,
Кто
продолжая мирно тлеть,
Жизнь
провели на Тризне
—
Лишь
Смерть их воскресила
к Жизни
Вариант:
Тех
к Жизни пробуждает
Смерть,
Кто
продолжая мирно тлеть,
Не
смог при Жизни
жить и сметь
—
Их
к Жизни воскресила
Смерть.
Ок.
1864
Эмили
Дикинсон
836*
Правда
—Бога ровесница —
Она
— Его Близнец —
В
совместной с Ним
Со-Вечности
Разделит
с Ним Венец
—
И
сгинет в День,
когда
Прочь
унесут Его
Из
Здания Вселенной
Безжизненное
Божество.
Ок.
1864
903*
Я
спряталась в Цветке
своем —
В
твоей он Вазе
сник,
Жалеешь,
сам не ведая
о том,
Что
одиночеству сродни.
Ок.
1864
905*
Между
страной моей и другими
—
Лежит
океан,
Но
Цветы — посредники между нами
—
Сродни
Послам.
Ок.
1864
Эмили
Дикинсон
910*
Путь
Опыта тернист, и всё
ж
Мы
Опыт предпочли Уму,
Но
Парадокс — что Разум
Сам
Отдал
бразды Ему.
А
Человек стократ сложней
Устроен
— Он по Воле
Своей
же Собственной избрал
Ярмо
Своей же Боли.
Ок.
1864
Эмили
Дикинсон
911*
Неподалеку
должен быть
От
Сердца Человека Дом
И
должен у Жильца
притом
Быть
договор законный в том
—
Поскольку
слишком мало Прав —
Неумолим
Исход —
Навек
соседа потеряв,
Сознание
уйдёт —
Ок.
1864
912*
Придуман
Верою Покой —
Уносят
прочь под звон
Соседа
в ночь Зимой
—
Звук,
что не слышал
он
Ок.
1864
Эмили
Дикинсон
914*
Стыдиться
не могу,
Что
я твоей любви
Не
в силах разглядеть,
Ведь
Скромность не видна,
Когда
велик Размах.
Гордиться
не могу —
Альпийский
нужен лёд
Вершине
из вершин
На
высоте высот —
Служение
в снегах.
Ок.
1864
915*
Вера
—Мост без опор
—
Узретъ
помогает Нам
То,
что нам зреть
не дано —
Незримое
глазам
Смелость
вдыхает в Душу
Словно
она из Стали,
Вручая
Душе Оружье
Там,
где Завесы пали
Вера
ведет нас туда,
Где
нет уже Моста
Под
шаткою Стопой,
Когда
в нем есть
Нужда.
Ок.
1864
Эмили
Дикинсон
917*
Любовь
зародилась до Жизни
—
Продолжится
после Смерти —
Любовь
— основа Творенья и
Свидетель
Земли пред Твердью
вариант
(вольный):
Любовь
— предисловие к Жизни
—
И
Послесловие к Смерти
—
Очистится
на Тризне
И
вечно пребудет в Тверди.
Ок.
1864
Эмили
Дикинсон
924*
Любовь
пребудет после Смерти —
До
Жизни Жизнь любя
Явившись
— утверждает и
Лишает
Жизни — себя
Вкушает
первой Смерти яд —
Так
легче переход —
И
другу дав потом,
она
К
Творцу Его ведёт —
Парит над ним
— Хранитель слабый —
Вдруг
в Вечности — Заряд
Понадобится
Другу — меньше
Великого
стократ
Ок.
1864
Эмили
Дикинсон
929*
Как далеко
до Рая?
За
Смертью —тем путём
—
Ни
за Рекой не
сыщешь,
Ни
дальше за Холмом.
Как далеко
до Ада?
За
Смертью —тем путём
—
Могила
топографию
Левой
рукой сметёт.
Ок.
1864
Эмили
Дикинсон
964*
«Ты
за Мной?» Тебя
не знаю —
В
каком твой Дом краю?
«Я
— Иисус из Иудеи
—
Сейчас
— в Раю» —
А
есть ли колесница?
Ведь
Путь далёк теперь —
«Не
уступает Фаэтону —
В
Могущество поверь» —
Грешна
— «А я — Прощенье»
—
Ничтожна
— «В Царстве Том
Последний
Первым станет —
Входи
в мой Дом»
—
Ок.
1864
965*
Отказ
— единственное, что
Отвергнутый
поймёт —
Чья
Воля — онемела в
День
Когда
пал Небосвод —
Земля
вертеться продолжала
Без
Радости и Дум
—
Так
чем же Мудрость
утешала —
Растлившая
наш Дом?
Ок.
1864
967*
Боль
раздвинет Время —
И
кольца веков
Вобрать
в свой Круг
мгновенный
Малый
Мозг готов —
Боль
сжимает Время —
Мучатся
от Ран
Вечности
Аккорды —
Словно
в них изъян
—
Ок.
1864
969*
Тот,
кто верит сам
в Себя —
Не
поверит в ложь
—
Вера
— Верности Залог —
Веру
не убьёшь —
Дом
— её оплот, и
все ж
Подведёт
она —
Если
изведёт ее
Чужая
вина —
Ок.
1864
Эмили
Дикинсон
988*
Определенье
Красоты
В
отсутствии его —
Излишне
Небо объяснять —
Ведь
Он и Небо
— одно
Ок.
1865
1005*
Свяжи
— я всё ж
пою —
Срази
— втуне лира моя
Поёт,
правду любя —
Убей
— душа в Раю
Восстав,
споёт свою
Песнь,
славя Тебя.
Ок.
1865
Эмили
Дикинсон
1013
Мне умереть ради тебя
Пустяк — и грек бы смог любой.
А жить — дороже во сто крат,
Но я готова, Дорогой —
Смерть — это прошлое, пустяк,
А жить — труднее, ведь
Жить — значит вечно умирать
Без отдыха на смерть.
ок. 1865 г.
1014
Когда б Мороз
мы отменили —
Все время было
б Лето —
Пора какая на
дворе —
Для Нас не
важно это —
ок. 1865
1015
Не я ли достигла Высот —
Не сорвались с них Они ли?
Ум Умирающих играет
Тем, что свершили б, если б жили.
1017
Без
Смерти умирать
И
жить без Жизни
—вот
Труднейшее
из всех Чудес,
Что
Вера нам даёт.
ок. 1865
1021*
Не
любовью Небесный Отец отнюдь
Избранное
Дитя
Заставит
пройти весь Тернистый Путь,
Потом
лишь на Луг
приведя.
Тащит
Он Лапой Драконьей
чаще,
Чем
Дружеской Рукой,
Дитя
сквозь все испытания,
чащи
В
Край Его Родной.
Ок.
1865
1022*
Я
знала, что достигла,
Да
вот не знала
как,
Не
Отрешеньем точно,
Но
Дисциплиной вкупе
Со
Строгостью, но это
Тому,
кто в Суть
не вник —
С
другого Континента
Откроет
мой Двойник.
Ок.
1865
1026*
Умирающим
нужно не много,
дружок –
Всего-то – Воды глоток
Да
чтоб скрасил страницу
Стены
Ненавязчивым
ликом Цветок,
Быть
может, Веер и Друга
Участье,
И
то в придачу,
что ни одному
Радуги
цвету не изобразить,
Когда
уйдешь ты во
тьму.
Ок.
1865
1027*
Чтоб
ублажить Её,
Моё
лежало Сердце,
Как
Ягода иль Персик,
Иль
Булочка на Блюдце.
Эмили
Дикинсон
1029*
Мне
не преграда Горы
—
Ни
Море —
Что
Балтика —
Что
Кордильеры?
Ок.
1865
1030*
Раз
умерли такие Люди –
Спокойней
умирать нам будет,
Но
то, что жили
они на Свете,
Свидетельствует
о Бессмертье.
Ок.
1865
Эмили
Дикинсон
1032*
Что есть
Восток?
Он
— Желтый Человечек,
Багряным
был бы если
б смог
Пойти
за Солнцем в
вечер.
А Запад
кто?
Он
— Человек Багровый,
Он
Желтым стал бы, если
б смог
Взойти
на Небо снова.
Ок.
1865
1033*
Сказала
Страсти Смерть:
«Твоих
владений дай Вершок».
Страсть
задыхаясь ей в
ответ:
«Нет,
Тысячу Раз — Нет».
У
Страсти отобрала Смерть
Её
Восток — с тех
пор
На
Запад Солнце укатилось —
Смерть
безраздельно воцарилась
И
был окончен Спор.
Ок.
1865
Эмили
Дикинсон
1035*
Пчела!
Я жду тебя!
Глаголило
Вчера
Знакомой
— той, кому
Воздать
давно пора —
До
дома добрались
Лягушки
— уж в трудах
—
И
Клевер загустел
И
птицы на ветвях
—
Дойдёт
моё Письмо
К
семнадцатому, в срок
—
Ответь,
а лучше всё
ж
Приди
—Твой Мотылёк.
Ок.
1865
1036*
Пресыщения
посредник —
Удовлетворенье
—
Бесконечности
посланник
Тихий
— Устремленье.
В
тот же самый
миг проходит
Радость
обладанья
Но
Бессмертия довольство
Было
б аномально.
Ок.
1865
Эмили
Дикинсон
1063*
Свидетельствует
об Огне
Серая
Пыль, Зола –
Почтите
же Пламя в
ней,
Что
догорело дотла.
Пламя
взметнется Светом
И
отгорит в одночасье,
Лишь
химики после смогут
Узнать
составные Части.
Ок.
1865
Эмили
Дикинсон
1074*
Недостижимое
— не то
Что
скрыто за закатом
—
А
то, что близко
— дальше солнц,
Хотя
оно и рядом.
1075*
Навислo
Небо — Тучи злы,
Снежинка
все блуждает,
Между
Амбаром и Сараем
Куда
идти не знает
—
И
жалуется Ветерок
На
чье-то небреженье —
Природу
можно, как и
нас
Застать
без Украшенья.
1081*
А
превосходство над Судьбой
Даётся
трудно — ведь
Нам
не даровано оно
—
Возможно
лишь корпеть,
Копя
по крохе каждый
день,
Пока
Себе не веря,
Душа,
строжайший эконом,
Откроет
Рая двери.
1082*
Революция — цветок
Будущих систем
—
Щедрый урожай дадут
Ветры Воль затем —
Но лишь убран урожай
—
Лето год от
года
Гроб само себе готовит
Так же, как
Свобода —
Багреца простыл и след
—
Черенок пассивный гол —
Революций ветер яро
Пробует на прочность
ствол.
ок.
1866
1083
Мы узнаем с
Уходом
Каким великим
было
Недавно среди
нас
Погибшее
Светило
Оно после
Заката
Любимее
Стократно
Чем Злато, что
струило
На нас —
когда-то —
ок. 1866
1085*
Когда
семьи чудаковатой
Причуды
высмеет, как Мать,
Природа
— стоит ли за
это
Её
так сильно осуждать?
ок.
1866
1115*
Затихло
бормотанье Пчел –
Ему
на смену низкий
гул
Октав
Пророческих пришел
И
смех Природы захлестнул.
И
Откровение свое
Напишет
в книге той
Природа,
Где
смех Июня – Бытие,
Октавою
тягучей года.
Праматерь
посылает мудро
Созданья
новые в свой
срок,
А
между тем друзей
цезура
Размежевала,
как порог,
И
поглотила ударенье,
Пока
не станет ясно
нам,
Что
сокровенность наших дум
Дороже,
чем любовь к
друзьям.
Ок. 1868
1116*
Есть
Одиночество такое,
Что
без него умрет
иной –
Не
друг нам нужен
или даже
Не
дар, ниспосланный Судьбой,
–
Оно
с Природой или
с думой,
Но
если это снизошло,
Богаче
будет тот, чем может
Поведать
бренное число –
Ок.
1868
Эмили
Дикинсон
1137*
Забот
у Ветра мало:
Гнать
корабли по водам,
Март
учреждать, вести Потопы
И
утверждать Свободу.
Забав
у ветра вдоволь:
Брести
куда глядят глаза,
Жить
на Просторе, созерцать
Иль
развлекать Леса.
Родня
у Ветра —Горы,
Экватор
и Азов —
А
с Птицей, Метеором
Он
встретиться готов.
У
Ветра Недостатки —
Умрет
он или нет
—
Есть
недостаток в сне
—
О
том судить не
мне.
1138*
Паук
порой ночной
Без
света шил наряд
Над
Белою Дугой.
То
ль кружева для
Дам,
То
ль заказал камзол
Сам Гном —
Лишь
Сам Он знал
о том.
Физиогномика
—
Его
стратегия
Бессмертия.
ок.
1869
Эмили
Дикинсон
1139*
Свой
подданный Народ
Природа
знает тоже —
Достоинства
превознося
ок.
1869
Эмили
Дикинсон
1141
Когда
скучаем мы о
ком —
Пусть
День Его здесь
нет —
Лишь
скрылся Всадник за Холмом
—
Уже
прошло Сто Лет.
Ок.
1869
1145*
В
Твоем Раю бескрайнем
Не
будет дня такого,
Когда
забав мне будет
жаль
Иль
общества земного.
Ок.
1869
1147*
Спустя
сто лет никто
Не
узнаёт уж Дома,
Где
мертвенный Покой —
Забвеньем
скрыта драма—
Царят
здесь сорняки
Среди
могил виясь —
Читают
чужаки
Букв
одиноких вязь
Лишь
летний ветерок
Меж
полем и могилой
Ключ
обнаружить смог,
Что
память обронила.
Ок.
1869
1151
Душа, рискни
В Смерти без тебя
Не лучше, чем
Без тебя совсем.
1155
Не Бег Лисицы — Расстоянье,
Полетом Птицы не дано
Объять его — в Любимом
Себе Самом Оно.
ок.1870
Вар:
Не Бег Лисицы — Расстоянье,
Не в эстафете Птиц Оно —
В Себе Самом Любимом
Оно заключено.
1156
Чтоб отмести сомненья в том, что рады мы поверьте,
Что рождены сегодня те, кто прожил жизнь на свете,
Мы празднуем без дат, сродни Сознанью иль Бессмертью.
ок.1870
1158
Лучшее Колдовство —
Геометрия для мага —
Забота его — человечество
В делах его — отвага
ок. 1870
1159*
Великие
улицы Тишины
Вели
в те Края
неизменно,
Где
ни Тяжб, ни
Судов, ни Вины,
–
Ни
Законов нет, ни Вселенной.
Часы
отмеряли Времени бег,
Ночь
возвещали Колокола,
Но
здесь Века отменили навек
–
Здесь
Эпоха – спала.
Ок.
1870
Эмили
Дикинсон
1210*
«Приди»
— Ручью сказало Море —
«Дай
вырасти» — сказал Ручей —
«Тогда
ты превратишься в
Море —
Ручей
мне нужен — Поживей!»
«Иди»
— сказало Морю Море —
«Меня
взрастило Ты едва»
—
«Пускай
учены Воды —
Но
Мудрость для Меня
мертва»
Ок.
1872
1212*
Слово
обречено,
Когда
изречено –
Одни твердят.
На
мой же взгляд
–
В
тот миг оно
–
Рождено.
Вариант:
Слово
обречено,
Когда
изречено –
На взгляд
иных.
Но
с губ моих
Слетев,
оно –
Рождено.
Ок.
1872?
Эмили
Дикинсон
1270*
Неужто
Небо — Лекарь?
Твердят,
что исцеляет —
Посмертного
Лекарства,
Однако,
не бывает —
Неужто
Небо — Казначей?
Твердят
о нашем долге
—
Однако
я считаю,
Здесь
неуместны Торги —
ок.
1873
1271*
Вот
Бакалавры сентября —
Сверчков,
Ворон собранье
И
все Воспоминанья —
и
Ветерок, даря
Намёк
на увяданье,
Заставит
о былом
Забыть
восторге Сердце
И
стать Философом.
ок.
1873
1273*
Мети
Чулан священный,
Что
Памятью зовут —
Почтительной
метлою,
Свершая
молча труд.
То
будет труд открытий —
Средь
прочих откровений
И
собеседников
В
уделах тех Владений
—
Пыль
Августа нетронута —
Не
тронь её, не
то —
Ты
можешь расстараться, что
Чревато
немотой —
ок.
1873
Эмили
Дикинсон
1274*
Пуста
без мозга кость
—
Что
проку в ней
однако?
Побрезгует
и Кот,
И
Нищий, и Собака.
У
Кости и у
Жизни —
Предназначенье
есть и
Безмозглое
Собранье
Хуже,
чем Бесчестье.
Но
как облечься плотью
Почившим
Существам?
Опять
явился нам!
ок.
1873
1275*
Художником
никто
Не
нанял Паука —
Хотя
его Таланты
Видны
издалека
Метле
любой Бригитты
В
сем праведном краю
—
Сын
Гения забытый
Дай
руку мне твою
—
ок.
1873
Эмили
Дикинсон
1277*
Пока
страшились мы, сам
страх
Пришел,
но меньше стал
в пути,
Так
долго мы страшились,
что
Он
сносным стал почти —
С
ним рука об
руку идут
Смятение,
Отчаянье —
Знать
много легче, что он
Тут,
Труднее
— Ожиданье.
Но
встретить Роковой Удар,
Подставить
грудь Судьбе
Ужаснее,
чем целый век
Носить
сей груз в
себе.
Ок.
1873
1280*
Да,
годы нанесли урон
—
Лет
проступил на нем
позор —
Из
моды вышел — выбрось вон,
Для
Духа дав простор.
Забудьте
утренний наряд —
Распада
торжество —
Затмить
бессилен сей парад
Всю
Жизненность его.
Ок.
1873
1299*
Отчаянье
Восторга
В
том, что он
мельче Чаянья —
Опустошив,
исторгло
Из
нас тоску Желанья.
Считают
по ошибке
Истинной
орбитой
Вчерашних
солнц забытых —
Ок.
1874
1301*
Я
не могу ни
боле
Ни
меньше пожелать —
Растрачена
вся воля
На
это и вся
Власть.
Все
нипочем кому
Дается без
метаний —
Усилья
ли ему
Важней
иль обладанье —
ок.
1874
1309
Бесконечность — Гость нежданный,
Как всегда и было,
Но как Безмерности прийти,
Когда не уходила?
1320
Март дорогой — Входи —
Так рада я —
Давно ждала тебя
Сними же шляпу —
Путь верно долог был —
Как задыхаешься —
Как поживаешь, как Другие —
В добром ли здравии
Природу оставили —
Март дорогой, поднимайся ко мне —
Так много нужно рассказать тебе —
Письмо твое получила, а Птицы
И Клены не знали, что придешь, пока
Не объявила — как Раскраснелись их Лица —
Но Март, извини —
Ты попросил покрасить Холмы —
Но Пурпура в тон не нашлось —
Ты ведь все с собою унес
—
Кто там стучится? Апрель.
Запри Дверь —
Пусть не тревожит —
Не отзывался целый Год —
Я занята теперь —
Но эти пустяки ничтожны
Раз ты пришел все же—
Хула желанна как Хвала —
Хвала — почти что
как Хула —
ок 1874
1321
Сказала Эссексу Елизавета
Что простить не может
Милостью Божьей
Но могла б после принять
Прощенье как благодать
И сделала это
Когда за мольбу в Глазах
Его Головы лишила Елизавета[8]
1328*
Длиннейший
День Земной
Укоротится
вмиг
Когда
за пеленой
Вдруг
отвернется Лик
Ок.
1874
1329*
Либо
они забыли —
Запамятовали
опять
Либо
не вспоминали —
Легче
ведь не знать
—
Вообразить
напасти
Легче,
чем Железный Факт
Знать
— Вот оно Несчастье
—
Собрано
в Кулак —
Ок.
1874
1333
Безумства по Весне немного
Полезно даже Королям,
Но только Шут — любимец Бога —
Глядит на это потрясенье —
Как будто на гигантской сцене
Зеленый опыт ставит сам!
ок. 1875
1334*
Как
ласкова сия Тюрьма
И
нежны мрачные решетки –
Не
Деспот, но Несчастий
Царь
Возвел
Застенок кроткий
С
Судьбой могла бы я
смириться –
Но
Царство он простер
Кругом –
И
Родина моя – темница –
Застенок
этот – Дом.
Ок.
1875
1335*
Мне
б совершенную Мечту
Зарей
не запятнать,
Устроить
так дневную Ночь,
Чтобы
мечтать опять.
Нежданно
соблазняет Сила –
Одежду,
чтобы изумлять,
Когда
жила в Раю,
носила
Застенчивая
Мать.
Ок.
1875
1336*
Природа
управляет Солнцем —
Это
— Астрономия —
Природе
не найти нам
Друга —
Это
— Астрология.
1875
Эмили
Дикинсон
1340*
Здесь
закончилaсь крахом
Крысы
жизнь одним взмахом —
Воровство
вперемежку со Страхом.
Плут
пусть помнит и вор
—
Ждет
расплаты топор
И
позор.
Норовит
Крысоловка
Захлопнуться
ловко —
Попалась
плутовка
Наконец
Друг-Соблазн
Опозорен
средь нас
Сейчас
Ок.
1875
1341
Что ко Всему прибавить?
Есть ли Края за «Всем» —
Иль эта —Грань незрима?
О, помощи бальзам!
1348
Подними — не только Крылья
Даны для полета нам —
Поплыви — не только в море
Плавать по волнам —
Быть защитником Лазури
Для заземленных глаз —
Тот обязан в этом мире
У кого есть Рай сейчас —
1349
Я вспомню лучше вид —
Чем Солнцем владеть на заре —
Один прекрасней коль забыт —
В другом — вся правда на земле.
Ибо в движении вся Драма
Чего покою не суметь —
Исчезнуть легче в Сумерках —
Божественная Смерть —
1352
Что смерть — Судьбинушка —
Он думать в простоте был рад —
А с тем что жить — есть Долг —
Смирился — как Конфедерат.
1354
Столица Разума — Сердце —
А Разум — это Держава
А Сердце с Разумом вместе
Один континент, право —
Один Народ живет —
Весьма многочисленный там —
Восторженный Народ —
Кого ты ищешь — Ты Сам.
ок. 1876
1355
Лишь Сердцем Ум
живет
Как всякий
Паразит —
Коль много Мяса
в нем —
Упитан Ум.
Но Сердце коль
при том
Не истощает Ум
—
Ума питанье
верно
Столь Совершенно.
ок. 1876
1360
Вестей ждала — страшась притом —
Что есть на свете — Мир такой —
Стоял нерукотворный Дом
Распахнут предо мной.
Эмили
Дикинсон
1459
Посланье Валтасар
Одно лишь получил —
Его Корреспондент
В Письме том заключил
Что Совесть без Очков
В Бессмертном том Творенье
На Огненной Стене
Прочтет как Откровенье —
ок. 1879
1478*
Проводи
добрым взглядом время –
Постаралось на славу оно –
Постаралось на славу оно –
С
дрожью на запад
земной сойдя,
Солнце
скользит на дно.
Ок.
1879
1479*
Когда
бы Дьявол был
верным –
Его
бы навек в
друзья –
Ибо
талантлив безмерно –
Но
Чорта исправить нельзя –
Достоинством
стала б измена
—
Но
Дьявол и ей
изменял —
Без
вопросов он непременно
—
Воистину
б ангелом стал.
Ок.
1879
Эмили
Дикинсон
1484
Куб Радуги
найдем —
В том нет
сомненья.
Но для Дуги
Влюбленных
Все нет
решенья.
1485*
Любви
начало есть конец,
Твердит
мудрец,
Что
знает он? А
Правда
На
неопределенный срок
Отсрочить
Радость рада.
Ок.
1880
1488*
Чем
больше дней рождений позади,
Тем
меньше впереди —
Эпитет
— рок жесток,
Но
как обилен рок
—
Ок.
1880
1491*
Дорога
в Рай убога
—
На
одного дорога.
Хотя
тверда, упруга —
Будь
красочнее чуть,
Наш
скрашен был бы
Путь.
Красавиц
там немного —
И
мы не из
их круга —
Что
неожиданней — там шахты
—
Но
Копи — не крылаты.
Ок.
1880
1494*
Соревнования
Небес
Нержавеющий
срез
1880?
1537*
Не
играй со мною
в игры,
Непредвзятость,
мой дружок
Тепловатый
— Мокко, Мирра
Для
Разума — порок.
1538*
Мудрый,
гляди, Орион,
Пока
не откажет Зренье
От
головокруженья —
Там,
еще выше — Он
—
Ок.
1882
1539*
Спать
кладу тебя отныне
Да
хранит твой Прах Господь
—
Оживешь
до пробужденья —
Душу
да вдохнет во
плоть.
Ок.
1882
1544*
Кто
правды не нашёл
внизу,
Тот
не найдёт и
выше —
У
Ангелов — соседний дом,
Когда
съезжаем, слышат —
Ок.
1883
1545*
Да,
Библия — старинный том,
Что
Ветхим Старцам Духи
Святые
диктовали,
А
темы — Вифлеем,
Наш
древний Дом — Эдем,
И
Сатана — главарь,
Предатель
там Иуда,
Давид
— Певец и
Царь —
Ввергает
в Бездну Грех
И
с ним бороться
надо,
А
«верующий» мальчик безмерно одинок,
«Погибель»
ждёт других.
Когда
б о том
Поэт поведать мог
—
Внимали
бы все сразу
—
Всех
чаровал Орфей —
Не
проклинал ни разу.
ок.
1882
Эмили
Дикинсон
1546
Пират Сердечный милый,
А не Пират Морской —
Что тебя сокрушило?
Бунт запахов и трав
Предательство приправ?
Поведай милый мой.
ок. 1882
1547*
Надежда
есть изысканный
Гурман
—меню отборно —
Но
приглядишься пристальней —
Постится
ведь бесспорно —
За
трапезой всегда одна —
Вот
Алконост на блюде —
Но
сколько бы ни
съелa —
ок.
1882
1548*
Встретившись
случайно,
Вспорхнули
намеренно —
Бывает
раз в столетие
Ошибка,
что заверена
Судьбою
как наитие.
Судьба
стара, однако,
И
копит Счастье про запас
Как
золото Мидас —
ок.
1882
1549*
Мои
Сраженья в Книгах
—
Один
остался Бой —
Не
видела в глаза
Врага —
Mелькал
Он предо мной,
Но
мешкала его рука,
И
в наш врубаясь
строй,
Достойнейших
сражал, пока
Пренебрегая
мной —
Отрадно,
если не забыли
Ушедшие
Друзья —
Ведь
сто очков в
Игре такой
Набрать
почти нельзя.
ок.
1882
Эмили
Дикинсон
1551*
Умершие
— что же
Знали,
куда ушли —
В
десницу Божью —
Но
руку ампутировали
И
Бога не найти
—
Ведет
от Веры отреченье
К
измельчанью Поведенья —
Чем
жить без озаренья
—
ок.
1882
1556*
Светлый Образ, Adieu —
Благодарю
за интервью —
Столь
долго и так
кратко —
Целое
преподал
Современник
Кардинал —
Поделился
— Удалился —
ок.
1882
1563*
Убогий
дар, ущербность слов
Расскажут
сердцу
О
Ничто —
«Ничто» — та
сила, что
Мир
обновит с основ
—
ок.
1883
1587
Он ел и пил Слова
Бесценные и Дух окреп —
Забыл, что беден и что прах
Удел его и склеп —
В ненастный День он танцевал
И Крыльев Дар, что звал в Полет —
Обрел он в Книге — и Свободу
Такую вольный дух дает —
1589*
У
граждан мира нет границ
—
Живут
везде они
Дары
же Рая мне
даны —
Лишь
руку протяни.
Воздастся
справедливо всем —
Их
пестрый Путь к себе
–
Их Теология — стучись
Откроют дверь тебе.
Ок.
1883
1590 *
Сегодня
нет приёма, —
Вот
слово древа голого —
К
апрелю будет шляпка —
Всего
вам доброго —
Ок.
1883
1599*
Пусть
Океан окутан сном —
Таится
Бездна в нем,
И
в том сомнений
нет —
Без
колебаний Бог
В
жилище Свет зажег,
Чтоб
погасить сей свет.
Ок.
1884
Эмили
Дикинсон
1601*
У
Бога просим милости
—
Чтобы
простил нам грех,
Известный
лишь Ему,
Который
нам неведом —
Замуровали нас
В волшебную
Тюрьму —
Мы
ж порицаем Счастье
За
то, что спорит
с Небом.
Ок.
1884
1604*
Мы
шлем волну волне
вдогон –
С
Божественным Заданьем —
Гонец,
однако, столь влюблён,
Что
позабыл вернуться он –
Мудря,
хотим волну от волн
Все
ж тщетно отделить
–
Перед
приливом нам бы
Разумней
строить дамбы.
Ок.
1884
Эмили
Дикинсон
1608*
Восторг
угадать
Был
бы как благодать
Если
б милость могла о
том рассказать.
1652*
Жизнь
— это вечный бег,
Смерть
— только эстафета —
Считается,
что финиш,
И
ненавидима за это
—
Туннель
не освещен —
Нам
бытие меж стен
Милее,
чем
Не
жить совсем —
?
1653*
Мы
проезжаем чей-то
дом,
Кто
в нём живет
не зная,
Вот
также ум минует
ум,
Кто
в нём живет
не зная.
Вариант:
Мы
проезжаем чей-то
дом,
Кто
в нём живет
гадая,
Проходят
души мимо душ,
Владельцев
их не зная.
?
1654*
Красота
кругом до смерти
—
Смилуйся,
прошу любя,
Если
же умру сейчас
—
Дай
глядеть мне на
Тебя —
?
Эмили
Дикинсон
1657*
Эдем
— наш старомодный Дом,
В
котором мы живем,
Пока
мы не съезжаем,
Не
думая о том.
Казался
нам прекрасен День,
Когда
мы прочь ушли
—
Был
неосознанным возврат —
Но
дома не нашли.
?
1695
Есть одиночество пространства
И моря одинокость
И одинокость смерти,
Но обществу сродни все эти
В сравненье с бездной той
Пустыней ледяной
В конечной бесконечности —
С ушедшею в себя душой.
1696
Такие дни любит Олень
С звездою Северной шаля —
Это — Солнца цель
И Года Финляндия.
1698*
Нам легче
мертвых пожалеть
Чем
тех, кого могли
бы
Сочувствием
спасти мы —
Трагедия
разыграна —
Аплодисментов
ждет,
Которые
столь редки,
Пока
она идет.
1732
Кончалась дважды жизнь моя —
Увидеть остается, как
Бессмертие откроет мне
Последний третий акт
Безмерность горя не вмещает
Двойной удар утрат.
Разлука — все, что нам о рае
Знать — что откроет ад.
?
1760
Элизиум не
дальше
И Комнаты
ближайшей —
Пусть ждет в
той Комнате нас Друг
Иль Радость или
Рок —
Какая сила у
Души —
Ждет стойко
веря —
И слышит стук
Шагов в тиши
И нараспашку
двери —
ок. 1882
1763
А Слава — как
Пчела —
И Песня есть
и Жало есть —
Ах, да — и два крыла.
?
1774*
Избыток
Счастья без следа
Сам
тает без усилий
—
Тоска
ж для Неба
тяжела
Иль
у неё нет
крылий.
ок.
1880
1775*
Земля
полна мелодий.
Без
них земля пуста.
Один
закон в природе
И
это — красота.
Свидетель
же земли
И
всех её морей
—
Сверчок
с непревзойдённой
Элегией
своей.
?
Перевод Яна Пробштейна
[3] Bernstein,
Charles. Interview to the Wolf magazine.
P. 58// http://www.wolfmagazine.co.uk/images/BernsteinInt.pdf
[4] Переводы, помеченные *,
были опубликованы в книге Эмили Дикинсон.
Стихотворения. Письма. — М., Наука, 2007.
[6] Никодим — трижды
упоминаемый в Евангелии от Иоанна (3: 2-18, 7: 5-53, 19:39) фарисей, член Синедриона, тайный
ученик Христа. Фарисеи считали, что одной жизни человеку более чем достаточно,
и отрицали воскресение. Во время первой ночной
беседы Иисус говорил Никодиму о
«необходимости рождения свыше». Никодиму, святому православной церкви,
приписывается апокрифическое евангелие.
[7] Перигелий — (от пери...
и греч. helios Солнце) ближайшая к Солнцу точка орбиты небесного тела,
обращающегося вокруг него. Расстояние в перигелии между центрами Земли и Солнца
равно 147 млн. км. Строфа:
Enchantment’s Perihelion
Mistaken oft has been
For the Authentic orbit
Of its Anterior Sun,
возможно, является развернутым сравнением, и ЭД имеет в
виду, что Афелий (от апо... и греч. helios — Солнце), наиболее удаленная от
Солнца точка орбиты обращающегося вокруг него небесного тела (расстояние Земли
в афелии от Солнца равно 152 млн. км. ) — (Чар, завороженности желанием) по
ошибке принимают за Перигелий, то есть, Солнце (желание, очарование) давно
отдалилось, ушло, а его по ошибке считают самым жгучим.
[8] Фаворит Елизаветы I Эссекс, Роберт Дадли, эрл Лейстер, был
послан на усмирение Ирландии в болота Мунстера. Устав от военных действий на
болотах, он неожиданно вернулся и появился прямо в спальне Елизаветы, за что
был посажен в Тауэр, где вскоре к нему присоединились и другие фавориты (Берли,
Сидней, Уотни, Херлингхэм и др.) У
Эссекса было с Елизаветой тайное
соглашение о том, что если ему будет угрожать казнь, он пошлет ей кольцо и
будет прощен. Он пытался послать ей кольцо, но то ли оно дошло с опозданием, то
ли она передумала, однако ответ королевы был: «Пусть Бог простит, а я не могу».
[9] *В Средневековом
«Бестиарии», один из которых хранится в
Санкт-Петербургской публичной библиотеке, на медальоне изображен алконост
(зимородок),
кусающий свой хвост. Образ А. восходит к греческому мифу об
Алкионе, превращенной богами в зимородка (см. «Метаморфозы» Овидия XI,
270-748).
[10] ignis fatuus (лат.) — блуждающий огонёк, обманчивая надежда, призрачная мечта.
[i] Синтаксис и
словоупотребление:
По правилу “parallel
construction” в английском языке, “as well” предполагает либо “as” (what or
who), for instance, “as they know her” or Nature knows herself as well as “Her
sovereign People”; однако обе фразы незакончены, и читатель может лишь (и волен) достраивать данную
конструкцию в уме, проясняя синтаксическую размытость или преднамеренную
двусмысленность. Далее, “is as fond of”
опять-таки предполагает “as of” или по крайней мере, “as is”, что пропущено. В
приводящемся ниже наброске учтены некоторые из указанных выше
лексико-синтаксических значений:
Свой
подданный Народ
Природа
знает все же —
Достоинства
превознося
И
ошибаясь тоже.
Однако,
размытость синтаксиса позволяет также переставить местами слова:
Свой
подданный Народ
Природа
знает тоже —
Достоинства
превознося
И
ошибаясь все же.
При
этом есть еще один подтекст: Как будто (или будто бы) ошибаясь: “As if
fallible” (а на самом деле нет). Поэтому возможно заменить «и» на «иль»:
Свой
подданный Народ
Природа
знает тоже —
Достоинства
превознося
Иль
ошибаясь все же.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)
Сообщения
