Roald Mandelstam (1932-1961)
Published in Four Centuries of Russian Poetry 3 (November 2012)
NOTTURNO
The glowing bronze cast of the skies
Is withered like enormous roses.
Burning down
behind the canal,
The evening leisurely drowses.
Not a star,
Not a cloud,
Not a sound —
In a window pale as pain
Stretching their longing arms
Belfries rave about the moon.
Translated by Ian Probstein
Роальд Мандельштам (1932-1961)
НОКТЮРН
Розами громадными увяло
Неба неостывшее литьё:
Вечер,
Догорая у канала,
Медленно впадает в забытьё.
Ни звезды,
Ни облака,
Ни звука —
В бледном, как страдание, окне.
Вытянув тоскующие руки,
Колокольни бредят о луне.
Roald Mandelstam (1932-1961)
WHITE NIGHT
As soon as the sky fades
And the shades descend on the roofs,
Canals like warm glass
Tightly embrace the city,
And a blue quiet moon
Roams in the sky like a bride
Longing to find her groom
Under the cupola of the night.
June 1954
Translated by Ian Probstein
БЕЛАЯ НОЧЬ
Чуть небо становится блёклым,
И тени на крыши сойдут, —
Каналы, как тёплые стёкла,
В объятиях город сожмут.
И бродит над куполом ночи
Луна голубая, тиха,
Как будто невеста, и хочет
Найти своего жениха.
Июнь 1954
Roald Mandelstam (1932-1961)
NOTTURNO I
The moon’s porcelain shoulders are
Under a fiery blooming umbrella,
And the star that left a high stellar
Assembly, clings to them with its blue mouth.
How her matte hands are wandering
In the silks of a foggy kimono!
Her golden body is full of suffering,
And the cause of pain is unknown.
Oh, Moon! Moon is careless,
Deadly-white in her quiet fervor,
Shivering with a silver quiver,
And her bells will sing forever.
May 22, 54
Translated by Ian Probstein
NOTTURNO I
У луны фарфоровые плечи
Под цветущим огненным зонтом,
И звезда, покинувшая вече,
К ним приникла посиневшим ртом.
Как блуждают матовые руки
По шелкам туманных кимоно!
У луны неведомою мукой
Тело золотистое полно...
О, Луна! Луна — неосторожна.
В тихой страсти мертвенно-бела,
Вся дрожит серебряною дрожью,
Все поют её колокола.
22.05.54
Roald Mandelstam (1932-1961)
WHITE NIGHT
A sun-bird is flying away,
Throwing the ash of clouds to the wind.
Midnight in May is a white jay,
The city in May is a roofless temple.
If I could ripe as an apple,
If I could fly led by my eyes
Since a golden-haired star
Has been shaken down by the skies!
She also wanted to be cool,
Howl, the poet, to the moon of a pre-dawn pool!
You too starve like a dog gone astray —
Ice in your belly and fire in your head!
1954?
Translated by Ian Probstein
БЕЛАЯ НОЧЬ
Улетает солнечная птица,
Бросив ветру пепел облаков.
Полночь мая — белая синица,
Майский город — храм без потолков.
Отцвести, как яблоко, и мне бы,
Улететь, куда глядят глаза,
Раз упала, брошенная небом,
Золотоволосая звезда!
Раз она хотела быть холодной,
На луну предутренних озер
Вой, поэт! Ты тоже пес голодный!
В брюхе — лед, а в голове — костер!
1954?
Roald Mandelstam (1932-1961)
THE BELLS
(The Bells of St. Nicholas Cathedral)
Lunar bells incessantly chime,
And one can see in a usual time
A golden tongue of the bell
Dance under the cupola of the night.
Stupefied by a deafening toll,
An insane wind cries:
A golden coin or a bronze Greek shield
Is glued to the skies.
Under the rosy flashes of lightning
Huge copper birds are beating
Upon the drums of deaf ears
With the clubs of their curved necks.
May 1954
Translated by Ian Probstein
КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН
(Звон колоколов Никольского собора)
Лунный колокол бьет неумолчно,
И в урочные, видно, часы,
Как танцует под куполом ночи
Золотой колокольный язык.
Отупевший от страшного звона,
Обезумевший, ветер кричит,
Что на небо приклеен червонец
Или бронзовый греческий щит.
И при розовом блеске зарницы
Булавами изогнутых шей
Бьют громадные медные птицы
В барабаны оглохших ушей.
Май 54 г.
Roald Mandelstam (1932-1961)
Atlantis
The leaves were ringing…
Strangely, strangely…
The chilling cold embraced the soul.
The tongue tried to utter vainly
Thousands of words that hurt like a sore.
I was thirsty to remember
Or perhaps to forget what I knew.
A moonlit garden was in a golden slumber—
The leaves were too tired to ring, to live.
The fog, silent and grey, enfolded
Wet boughs in transparent cloths;
The chilling city sank into silence,
And the ocean closed quietly above.
Translated by Ian Probstein
АТЛАНТИДА
Листья звенели...
Странно, странно...
Холод щемящий в душу проник, —
Тысячи слов, болящих, как рана,
Тщетно пытался промолвить язык.
Очень хотелось вспомнить что-то
Или, быть может, всё забыть.
В лунном саду — золотая дремота,
Листья устали звенеть и жить.
Мокрые ветви в прозрачные ткани
Молча и серо закутал туман,
Стынущий город в безмолвие канул —
Тихо сомкнулся над ним океан.
Roald Mandelstam (1932-1961)
* * *
Once there was Hellas on Earth
In the morning land…
Do not wake up the dead,
Do not be sad.
The evening and the night will pass,
The fog will sit still.
All wounds will heal,
Any wound will.
Why crave for future, blame
Those who passed away?
It might be better just to sing,
Better that way?
Sing of a bright and breezy dawn
In the wide world,
Where chains of quiet lamps swing
Under the wind.
In yellow fretted maple leaves
Pure joy nests:
Once Hellas was in the morning land,
On this earth.
Translated by Ian Probstein
Когда-то в утренней земле
Была Эллада...
Не надо умерших будить,
Грустить не надо.
Проходит вечер, ночь пройдет —
Придут туманы,
Любая рана заживёт,
Любые раны.
Зачем о будущем жалеть,
Бранить минувших? —
Быть может, лучше просто петь,
Быть может, лучше?
О яркой ветренной заре
На белом свете,
Где цепи тихих фонарей
Качает ветер,
А в жёлтых листьях тополей
Живёт отрада:
Была Эллада на земле,
Была Эллада...
<1954>
THE BRIDGE WITH GRIFFONS. BENVENUTO CHELLINI
To Rika Aronson
1.
I am bored and chilled.
I shiver on the bridge,
Kissing golden palms.
A maple tree drops down its chased star —
Captured bronze armory destroys the trees.
Even a street sweeper’s broom
Spares the leaves for some reason,
As if the sweeper does not dare to touch
An autumn leaf chiseled by Chellini.
2. Bank Bridge [ Variation]
A quadriga of griffons drowses on the bridge,
Autumn bronze destroys the trees.
I follow a falling star,
Kissing golden palms.
A quadriga of griffons drowses on the bridge.
3. [Variation]
Silently shivering on the bridge,
I am kissing golden palms,
A maple tree drops down its chased star —
Autumn bronze destroys the trees.
The wind will sweep such treasures away
(Chellini, they must be cut by your chisel):
Even a street sweeper’s broom
Spares them for some reason.
A cold leaf resembling a star
Whose color reminds of a lemon
You hold in your hands —
I kiss golden palms,
Silently shivering on the bridge.
Translated by Ian Probstein
МОСТИК С ГРИФАМИ. БЕНВЕНУТО ЧЕЛЛИНИЮ
Рике Аронсон
1.
Мне скучно здесь.
Я зябну на мосту,
Целуя золотистые ладони.
Роняет клён чеканную звезду?
Деревья губит медь трофейной броней.
И даже дворник, выйдя подметать,
Своей метлой обходит почему-то,
Как будто опасаясь распознать
Осенний лист работы Бенвенуто.
2. Банковский мост (Вариант)
Квадрига грифов дремлет на мосту,
Деревья губит медь осенней брони.
А я слежу падучую звезду,
Целуя золотистые ладони.
Квадрига грифов дремлет на мосту.
3. (Вариант)
Я молчаливо зябну на мосту,
Целуя золотистые ладони.
Роняет клён чеканную звезду?
Деревья губит медь осенних броней.
Какие кладу ветру разметать!
(В них твой резец, как шпага, Бенвенуто).
Их даже дворник, выйдя подметать,
Своей метлой обходит почему-то.
Холодный лист, похожий на звезду,
И говорящий цветом о лимоне, —
В моих руках:
Я зябну на мосту,
Целуя золотистые ладони.
Roald Mandelstam (1932-1961)
SWINGING OF STREET LAMPS
A white circle of night enamel
Rusty from insomnia
And languor of a pearl moon
Sick with bad cold,
Sailed swinging in the yellow wind
And with a bat’s wing
Tucked the eyes of the houses
That put out their lights.
Speckled pools below the window
(The smell of a staircase and cats),
And silver cobble stone shone
In the golden light of lamps.
Someone drunk behind the wall
In a winter hat and boots
Hit the piano keys
And laughed.
Translated by Ian Probstein
КАЧАНИЯ ФОНАРЕЙ
Белый круг ночной эмали,
Проржавевший от бессонниц
И простудного томленья
Перламутровой луны,
Плыл, качаясь, в жёлтом ветре
И крылом летучей мыши
Затыкал глазницы дому,
Погасившему огни.
За окном — рябые лужи,
(Запах лестницы и кошек),
И серебряный будильник
В золотистых фонарях.
А за стенкой кто-то пьяный,
В зимней шапке и калошах,
Тыкал в клавиши роялю
И смеялся.
Roald Mandelstam (1932-1961)
For Arefiev
A sky — a belly — a drum —
Is swollen with a brass buzz,
A lunar bucket fell
Into the red holes of the wounds.
Street lamps run in line;
The rusty clot of dawn
Breaks loose falling down
In the hernia’s blue wound.
The sky is etherized,
Hernia is being cut —
Eyes, wet with tears, would
Run by the morning as stars.
Translated by Ian Probstein
А. Арефьеву
Небо-живот-барабан,
Вспучило, медно гудя,
В красные проруби ран
Лунная пала бадья.
Цепью бегут фонари,
С цери сорфафшийся, рыж,
Падает сгусток зари
В синь ущемления грыж.
Небу дают наркоз,
Грыжу спешат рассечь —
Мокрым глазам — от слёз —
Звёздно к утру истечь.
14 апреля 1954
Roald Mandelstam (1932-1961)
A Junkman
A fog is tasteless as in the fall.
It staggers from wind. — Drunk.
Someone came to the yard. Calls:
— Rags—bottle—can!
Should I take a bizarre challenge —
A ridiculous Tartar cry?
(A crow wandering on the ground
Suddenly sprung up high.)
— I guess a wise crow
Dislikes trouble in the neighborhood!
But silently
through a loophole
I throw
A bottle and a ragged boot.
Translated by Ian Probstein
ТРЯПИЧНИК
Туман, по-осеннему пресный
От ветра шатается. — Пьян.
Пришёл ко двору неизвестный.
Воскликнул:
«Тряпьё—бутыл—бан!»
Приму ли диковинный вызов —
Нелепый татарский девиз —
(Ворона, бродившая низом,
Стремительно ринулась ввысь).
— О, думаю, мудрая птица!
Не любит дворовых тревог,
Но, молча,
швыряю
в бойницу
Бутылку и рваный сапог.
24.7.57
Roald Mandelstam (1932-1961)
The flags are the color of blood clots,
A starry (is that a sky?) sifter.
The sky is a wrapping paper,
Yellow is the windswept sky.
The world is full of electric bile,
The moon is the metal for teeth,
Brighter than change for a trolley fare is
This — City — State (Metropolis- Chandelier).
Engines (synchronous and asynchronous),
One thousand-watt grapes are ripe,
This (mocking at those who are in love)
Peter — Petro — and Lenin—grad.
Translated by Ian Probstein
Цвет свернувшейся крови — флаги.
Звёздное (небо ли?) — решето.
Небо — обёрточная бумага.
Небо — обветренное желто.
Полон мир электрической желочи.
Этот металл для зубов — луна.
Этот, светлее трамвайной мелочи,
Город — (Люстра-полис) — страна.
Моторы (синхронные и асинхронные)
Тысячеватный поспел виноград.
Это — смеющийся над влюбленными —
Питер — Петер — и Ленин — град.
Roald Mandelstam (1932-1961)
A moon crescent rolls down the sky
Scooped by the Big Dipper.
So bright is the sickle of the waning Moon,
How great is its decline.
Rustling, lunar silk lay down
On the bronze plates of the sidewalks
Colored by moon’s broth
And yellowed by lunar fever.
My feet as heavy as thoughts
Of eyeless foreheads, defaced faces,
Pressed eggs of pools and lamps
On the stony stoves of the squares.
—Float, moon, weave your cocoon,
A grey eternity is a silkworm!
Though nobody talks about me
And the eye sockets of windows are dark.
The frost would bite off toes,
The nights promise sure booty:
Here they go – Neanderthal men,
And I am a spear in their hands.
—Here they go – birds of feather —
To the rustle of the clouds and the whistle of the winds;
— Oh, what a night: it’s not just midnight —
Archaeopteryx spread its wings.
Those are no dreams but damp piles of crushed stone,
A miraculous splatter of burning splinters,
The crescent of the waning moon is bright,
But how great is the moon’s decline.
Translated by Ian Probstein
Ковшом Медведицы отчерпнут,
Скатился с неба лунный серп.
Как ярок рог луны ущербной
И как велик её ущерб!
На медных досках тротуаров
Шурша, разлёгся лунный шёлк,
Пятнист от лунного отвара,
От лихорадки лунной жёлт.
Мой шаг, тяжёлый, как раздумье
Безглазых лбов, безлобых лиц,
На площадях давил глазунью
Из луж и ламповых яиц.
—Лети, луна! Плети свой кокон,
Седая вечность — шелкопряд!
Пускай темны глазницы окон,
И обо мне не говорят!
Мороз от ног отщиплет пальцы —
Добыча верная в ночах, —
Идут! Они — неандертальцы,
А я — копьё на их плечах.
—Идут, идут — отлично спелись
Под шорох туч и ветра свист;
—Какая ночь! — Археоптерикс —
Не час полуночи навис.
Не сны — сырые груды щебня,
Где чудом — треск горящих щеп...
Пусть ярок рог луны ущербной,
Но как велик её ущерб!
Roald Mandelstam (1932-1961)
The night exploded like a cloudy cocoon,
Casting a glowing chrysalis of the day
Along ashy windows as a pied cannon ball
Into the chaos of stairs and walls.
Where the iron cast laciest laces
Are choked by the pythons of oak handrails,
Wilder than a red herd of gorillas, rages
The sun — brighter than an orange pool.
A drunk Sumerian in the outskirts of Akkade
Would be probably less bizarre:
In the morning hour of golden clowning,
The March city got deaf and blind.
The night has read her soiled dream book;
Torn by the wind, the dream came true:
The last canon turned into cannon,
The organ canon became cannonade.
Translated by Ian Probstein
Ночь разорвалась, как облачный кокон,
Бросив горящую куколку — день
Пёстрой торпедой вдоль пепельных окон
В лестничный хаос ступенек и стен.
Там, где чугунное кружево кружев
Давят питоны дубовых перил,
Бесится, ярче оранжевой лужи,
Солнце, рыжéе, чем стадо горилл.
Пьяный шумер в подворотнях Аккада
Был бы, наверное, меньше нелеп:
В утренний час золотой клоунады
Мартовский город оглох и ослеп.
Ночь дочитала засаленный сонник;
Вырванный ветром, сбывается сон,
Стал канонером последний каноник
И канонадой — органный канон.
Roald Mandelstam (1932-1961)
A SILVER CORVETTE
When I’ll be dying,
Sung out and out-tortured,
A Silver Corvette will be flying
Near my window, watching.
With a caringly-white wing
He will cover a bright light,
When I’ll be dying,
Sung out and out-tortured.
Then life, a grey whore,
Would come with a nasty grin —
Hey, corvette, fire! —
I don’t know such a thing.
Like thunder, a salvo will roar,
And the old cap will help
Me ascend the ladder amid commotion,
Then the ship will fly in the open ocean.
19 April 1953
Translated by Ian Probstein
СЕРЕБРЯНЫЙ КОРВЕТ
Когда я буду умирать
Отмучен и испет,
К окошку станет прилетать
Серебряный Корвет.
Он белобéрежным крылом
Закроет яркий свет,
Когда я буду умирать
Отмучнен и испет.
Потом придет седая блядь —
Жизнь (с гаденьким смешком),
Прощаться.
— Эй, Корвет, стрелять!
Я с нею незнаком!........
Могучим басом рухнет залп,
И старый капитан
Меня поднимет на шторм-трап,
Влетая в океан.
19.4.53
Roald Mandelstam (1932-1961)
* * *
I’ve gone a long way.
I am alone in the whole world.
—Do not wake me up, oh, do not,
A blue wind of the spring.
My sigh is hidden deep in my heart,
Tears have dried in my eyes —
I would like to sleep and to see a dream,
Serene, starry and light.
Let me be alone in the whole world,
Having left all the dreams behind,
I will sleep, and you, a spring wind,
Do not wake me up, oh, do not!
Translated by Ian Probstein
Долгий путь остался позади —
Я опять один на целом свете.
—Не буди меня, о не буди,
Голубой весенний ветер!
Глубоко запрятан в сердце стон,
На глазах давно просохли слёзы, —
Я хотел бы спать и видеть сон,
Безмятежный, ласковый и звёздный.
Пусть совсем один на целом свете,
Все мечты оставив позади,
Буду спать, а ты, весенний ветер,
Не буди меня, о, не буди!
Roald Mandelstam (1932-1961) who died from tuberculosis and intestinal hemorrhage at the age of 28 is considered a unique and gifted poet who has not published a single line in his lifetime. He was rediscovered by Mikhail Shemiakin, who published R. Mandelstam’s poetry in his almanac Apollon-77, and K. Kuz’minskii, who selected what he thought was the best in R. Mandelstam’s poetry in the anthology U Goluboi Laguny (At the Blue Lagoon). In his essay Kuz’minskii came to a contradictory conclusion: on the one hand, he proved that R. Mandelstam is a unique poet, and, on the other hand, claimed that “R. Mandelstam is a typical representative of constructive eclecticism (Kuz’minskii 122). Kirill Medvedev in his review of the third posthumously published book compares R. Mandelstam’s poetry to the French les poètes maudits.
The distinctive features of R. Mandelstam’s poetry are his artistic vision in images, syncretic imagery revealing all five senses and, as V. Kreyd mentioned in his essay of 1984, “nature is spiritualized; there is no borderline between human nature, organic and inorganic nature (Kreyd 22). It is notable that his closest friends were underground Petersburg artists of the so-called Arefiev circle, not literati. From 1982 to 1997 four books of Roal’d Mandelstam’s Poems have been published, one in Israel and 4 in Russia, including Complete Poems compiled and edited by Mrs. Helene Petrov-Mandelshtam, poet’s sister (St Petersburg: Ivan Limbakh Publishing, 2006).
Although there is an evident affinity between the poetry of R. Mandelstam with the poetry of the Silver Age — first and foremost, with the poetry of Blok, Gumilev and O. Mandelstam, R. Mandelstam differs from all of them by his unique syncretic imagery, vision, and intonation. Moreover, he is an existential poet and as such, he is continuing the highest traditions of the Russian poetry from Derzhavin and Tiutchev to Gumilev and O. Mandelstam. This distinctive feature alongside his lack of agonism, decadence, and narcissism distinguishes him from the French les poètes maudits. R. Mandelstam’s poetry is unique in the Russian poetry of second half of the 20th century.
From 1982 to 1997 four books of Roal’d Mandelstam’s Poems have been published, one in Israel and 4 in Russia, including Complete Poems compiled and edited by Mrs. Helene Petrov-Mandelshtam, poet’s sister (St Petersburg: Ivan Limbakh Publishing, 2006).
22 of Roald Mandelstam’s poems have been published in periodicals:
Translations of poems “White. White”, “The Glowing Rose” first appeared in the International Poetry Review Vol. 31, No. 2 (Fall 2005): 38-41.
Translations of poems “Lemon-seller” and “Dialogue” were published in Metamorphoses Vol.20, Issue 1 (Spring 2012): 48-51.
Translations of poems “In the Hermitage Museum”, “Laputa”, “Don Quixote”, “Evening”, “Romance About Moon, Moon”, “Passacaglia”, “With the hooves of black horses”, “A City Fisherman”,“New Holland”, “Autumn. A Barefoot Autumn”, “The evening air is resonant and clear”, “A golden horde of clouds”, “A golden horde of clouds. Adorns the Fire-Bird's feathers at dawn”,“My many-towered town”, “A coat drenched in the night”, “A Tolling Night” “Alba”, “Moon Hares”, “Dialogue”“I am sick, and my verse is sick too” have been published in Brooklyn Rail: In Translation. January 5-11, 2011
http://intranslation.brooklynrail.org/russian/poems-by-roald-mandelstam
Ian Probstein, assistant professor of English at Touro College, New York, a bilingual English-Russian poet and translator of poetry, is writing poetry and on poetry.
He published 7 books of poetry in Russian, 1 in English, and more than a dozen of books of translation; compiled and/or edited more than 20 books and anthologies of poetry in translation; in all, has more than 150 publications in several languages (translated poetry from English, Spanish, Italian, and Polish into Russian and from Russian into English). Complete Poems and Selected Cantos of Ezra Pound in Russian Translation. A Bilingual Edition (St. Petersburg: Vladimir Dahl, 2003), which he compiled, edited, commented, and of which he is one of the major translators, was the best book of 2003 in Translation and Poetry in Russia. Mr. Probstein is editor, one of major translations, and the author of introduction and commentary of the Russian edition of Collected Poems of T.S. Eliot, forthcoming in Moscow in 2012. He has been also publishing translations into Russian of the contemporary American poet Charles Bernstein in major Russian literary magazines Foreign Literature 6 (2011) and in New Literary Review 110 (Fall 2011).
His poems and translations of poetry have been published in The International Literary Quarterly, Brooklyn Rail: In Translation, Ugly Duckling Presse, and International Poetry Review, Salonika, Spring, a journal of E.E. Cummings Society, Calliope, in An Anthology of Jewish-Russian Literature, 1801-2001: Two Centuries of a Dual Identity, 2 vols. Maxim D. Shrayer, editor. Armonk, NY: M E Sharpe, 2007, vol.2., and in the book Vita Nuova (Philadelphia: R.E. M. Press, 1992).
His essay “Nature and 'Paradiso Terrestre': Nature, Reality and Language in Pound, Yeats, and Mandelstam” was published in The McNeese Review 46 (McNeese State University 2008) and “The Waste Land as Human Drama Revealed by Eliot’s Dialogic Imagination” was included in Dialogism and Lyric Self-Fashioning, a collection of essays. Jacob Blevins, editor. Selinsgrove: Susquehanna UP, 2008.
http://www.perelmuterverlag.de/FC32012.pdf
Сообщения
